Фейс вытерла глаза бумажной салфеткой и пошла в ванную.
После холодного душа ей стало как будто легче, кожа ее порозовела и освежилась. Надев тонкую белую ночную сорочку, Фейс принялась собирать свои вещи, разбросанные по всей комнате. Ей пришлось приучить себя к этому, ибо Тэчер был помешан на аккуратности. А завтра утром, перед тем как идти на заседание комиссии, совсем уж ни к чему выслушивать едкие упреки по поводу неряшества. После целого дня утомительной, требующей строгой точности работы, бывает так приятно сознавать, что можно расшвырять чулки и белье как попало. Но и этого уже нельзя себе позволить…
Прибрав в спальне, Фейс пошла в детскую взглянуть на Джини. Девочка мирно спала. От нее чуть- чуть пахло парным молоком, как от грудного младенца. Фейс пригладила ее каштановые завитки, поцеловала влажный лобик, вздохнула и, вернувшись в спальню, легла на большую кровать с четырьмя точеными столбиками и белым муслиновым пологом.
Она сказала Тэчеру, что ляжет пораньше, потому что у нее болит голова. На самом же деле она была душевно разбита. Только сейчас, вытянувшись на кровати, она поняла, какого напряжения стоила ей вся эта история с розовой повесткой. Решив во что бы то ни стало заснуть, она упрямо не открывала глаз и долго считала про себя. Горячие простыни жгли ее, ночная сорочка липла к телу. Чтобы забыться, она представила себе бесконечный, разматывающийся шланг и тотчас рассмеялась: надо же было выбрать такой фрейдистский символ! В последнее время она часто видела сны с символическим значением: ей снилось, будто Тэчер бросается на нее с ножом или грозит дуэльным пистолетом, но ей ничуть не было страшно. А иногда, в полудремоте, она представляла себе, как снова встречается с лейтенантом норвежцем. Фейс попробовала сосредоточиться на этом и сейчас, но розовая повестка вторгалась во все ее мысли.
Нет, надо заставить себя не думать об этом нелепом вызове. Она боялась сказать Тэчеру о повестке, и это лишний раз убеждало ее, что пора решительно изменить их отношения… быть может, снова предложить Тэчеру развод. Возможно, на этот раз попытка будет более успешной.
Тот вечер, когда она впервые заговорила о разводе, почти ничем не отличался от вчерашнего вечера у миссис Биверли, только дело было зимой, вскоре после того, как Фейс советовалась насчет мужа с психиатром. Твердо решив уйти от Тэчера, она не находила в себе смелости сделать этот шаг; у нее не хватало духу заговорить с ним о разводе. Время шло, и она не раз возвращалась к этой мысли, но всегда уговаривала себя, что, быть может, все обойдется, и их отношения в конце концов наладятся. И наконец однажды, после ссоры из-за такого пустяка, как меховое манто, Фейс не выдержала.
Возвращаясь из гостей домой, Тэчер сказал ей в машине:
— Послушай, правительство тебе платит хорошие деньги, не будь же скупердяйкой, потраться на хороший мех! Мне стыдно появляться с тобой на людях, когда на тебе этот облезлый хорек!
Тэчер сильно подвыпил, и Фейс сказала себе, что лучше промолчать. Но нервы ее были слишком взвинчены.
— О, господи! — воскликнула она. — А кто, по-твоему, заплатил вот за эту машину? Хорошо, я согласна, давай менять машину на меховое манто!
Фейс была права. Два года они откладывали деньги, чтобы купить этот ярко-желтый паккард, и два года Фейс отказывала себе во многом. Поступив во флот, Тэчер рыцарски предоставил машину в пользование Фейс. А потом всегда оказывалось, что деньги ему нужны на что-то другое, и он никогда не присылал ни цента для уплаты взносов за машину. Сейчас ее канареечно-желтый цвет превратился в уныло-бурый, крылья были помяты и поцарапаны, никель покрылся ржавчиной, а в щели потрепанного брезентового верха задувал резкий зимний ветер.
— А черт! — вспылил Тэчер. — Опять ты хочешь доказать, что я перед тобой — ничто! Хватит, надоело!
В свете мелькавших мимо уличных фонарей Фейс увидела, что Тэчер мрачно сжал губы и выпятил подбородок, словно раскапризничавшийся ребенок. Остановившись у светофора, он так резко рванул тормоз, что колеса забуксовали; а трогаясь с места, нарочно дернул рукоятку скоростей с таким неистовством, будто хотел выломать ее.
— Тэчер, — спокойно сказала Фейс, — мы с тобой давно уже не ладим. По-моему, лучше расстаться. Я хочу уйти от тебя.
— Ты спятила! — закричал Тэчер. — Ты просто не в своем уме! Не понимаю, как ты можешь не только говорить, но даже думать о таком! Сейчас же откажись от своих слов!
Фейс почти не верила своим ушам — такой испуг звучал в его голосе.
— Ведь это все только болтовня, — твердо возразила она. — Ты прекрасно понимаешь, что не любишь меня, — и разлюбил уже давно. А я — у меня стало пусто внутри. У меня уже нет никаких желаний, кроме желания, чтобы ты оставил меня в покое. Мне тоже все надоело. Надоело твое пьянство, надоела миссис Биверли и ее прихлебатели, надоели твои ехидные замечания, когда ты хочешь внушить мне — и не без успеха, — что я — ничтожество, особенно по сравнению с твоей матерью. Я хочу развестись с тобой!
Он ничего не ответил и гнал машину, словно торопясь добраться до дому. Однако у дома он не остановился, а с сумасшедшей скоростью помчался дальше.
— Тэчер! — тревожно воскликнула Фейс. — Куда ты едешь?
— Кататься, — последовал ответ. — Будем кататься, пока ты не передумаешь.
Он протянул дрожащую руку и включил радио на полную громкость. Раздались звуки венского оркестра: «Два сердца бьются в ритме вальса». Фейс не стала спорить с мужем; испуганная и усталая, она откинулась на сиденье, обитое вытертой красной кожей. Бесполезно усовещивать его, когда он в таком состоянии, и не только бесполезно, а даже опасно; пусть сначала пройдет у него приступ бешенства. Очевидно, она задела его самолюбие гораздо сильнее, чем думала; по правде говоря, Тэчер и так еле-еле поддерживал в себе чувство самоуважения, а она нанесла ему такой удар, что теперь он, пожалуй, никогда не уступит ее просьбам. Фейс сразу поняла, что ее нежелание жить вместе он истолковал только в сексуальном смысле, — она все испортила своей прямотой! Если б она сумела схитрить и повести дело так, чтобы Тэчер сам от нее отказался! Тогда он был бы куда покладистей и, вероятно, расставшись с нею, даже почувствовал бы облегчение. А теперь — ох, как все это сложно!
Задумавшись, она перестала следить, в каком направлении едет Тэчер. И вздрогнула, узнав по некоторым приметам, что они уже за городом, на Балтиморской дороге, главной магистрали, по которой идут тяжелые грузовые машины. Местами дорогу покрывала сплошная наледь, поэтому ехать с такой скоростью было опасно. Фейс взглянула на спидометр — стрелка медленно, от деления к делению, подбиралась к шестидесяти милям, потом поползла дальше. Лучи фар терялись в густой крутящейся измороси, угрожавшей перейти в мокрый снег. Фейс дорого бы дала за то, чтобы услышать пронзительный свисток полицейского патруля. Она искоса взглянула на Тэчера; тот сгорбился над баранкой, устремив в темноту ненавидящий взгляд. Фейс отодвинулась от него, впервые ощутив настоящий страх.
— Тэчер! Ты хочешь разбить машину!
Он передернул плечами.
— Туда ей и дорога!
Стрелка спидометра ползла все дальше. Машина мчалась уже со скоростью семидесяти миль в час. Какой-нибудь встречный грузовик, незамеченная наледь — и… Фейс вздрогнула.
— Прошу тебя, Тэчер, остановись!
— Не остановлюсь, пока не передумаешь!
Он обогнал грузовик, ползший, как динозавр. Машину занесло, шины завизжали, как бы предупреждая о смертельной опасности. Был первый час ночи, и вся полиция словно сквозь землю провалилась. Машина выправилась и помчалась дальше. Но если б тут был лед…
Фейс вдруг сообразила, что она всецело во власти Тэчера, а Тэчер не владеет собой. Его уже ничто не могло остановить, ибо он не знал другого способа настоять на своем. Сейчас он был лишен способности рассуждать, над ним властвовали только инстинкты. Как он сказал — так и будет. Машина не остановится до тех пор, пока не кончится бензин или пока они не разобьются. Да, он погубит себя и ее, но не прекратит эту бешеную гонку. Он охвачен жаждой самоубийства, и разум тут бессилен. Он будет мчаться вперед, оба они погибнут, а Джини… Джини останется на попечении его матери.
Стрелка спидометра колебалась около цифры «80».
— Тэчер! — вскрикнула Фейс. — Остановись! Остановись, слышишь? Я не уйду от тебя! Мы попробуем
