— Нет, нет, я потеряла, очевидно, выронила их, — решительно запротестовала Эльза. — Украсть не могли.
— Это не меняет дела. Документы исчезли… Если украдены — вы уже не найдете их. Если потеряны, но им суждено найтись, то они уже найдены и переданы нашим военным властям. Ну, а в таких случаях документы будут путешествовать по инстанциям.
— Но что же мне делать, посоветуйте? — ломая пальцы и почти плача, спросила Эльза.
— Нужно послать телеграмму коменданту участка, чтобы он принял меры для розыска документов.
Эльза с сомнением покачала голевой. Она колебалась.
— Да, да, Эльза, — заявил майор. — Посылайте телеграмму, и вы едете с нами до Харькова. Поверьте, господин обер-лейтенант сведущ в этих делах.
Лейтенант поспешно вынул из своего планшета блокнот и подал девушке автоматическую ручку. Так как уже стемнело, зажгли свечу и укрепили ее на столике.
— Давайте обсудим текст телеграммы, — сказал гестаповец. — Что вы предлагаете?
Девушка присела к столику и начала писать.
— Сперва адрес, — сказала она. — “Станция Ракитное. Коменданту участка лейтенанту Гроссу”.
Гестаповец удивился такой осведомленности. Эльза заметила это и объяснила.
— Я познакомилась с комендантом по приезде. Пожилой, очень любезный и обаятельный человек. Дальше, я думаю, так: “Вашей станции вечером утеряны документы имя Эльзы Нейман. Просим принять меры розыску”, — Эльза быстро записала текст и вопросительно взглянула на обер-лейтенанта. — А дальше?
— Мне думается, следует указать, какие именно документы.
— Нет, это лишнее, — торопливо сказала девушка.
— Почему?
И при свете свечи стало заметно, как Эльза смутилась и покраснела.
— Господин обер-лейтенант, я вам вполне доверяю, — сказала она и, приблизив лицо к гестаповцу, снизила голос до шепота. — Но я не знаю, имею ли я право указывать название документов. На телеграфе — русские, а я давала подписку… Вы понимаете мое положение, господин обер-лейтенант?
Маурах уже давно заметил некоторые странные намеки и недомолвки девушки, ее доверчивость именно к нему, к гестаповцу. “Возможно, она выдает себя за сотрудницу нашей службы? Интересно! Ну что ж, сделаю вид, что я и понял, и поверил”.
— Дальше еще одна фраза: “Ждите повторного официального запроса”, — сказал он.
— Это правильно — “официального”, — блестя глазами, произнесла Эльза н записала фразу. — А подпись?
— Эльза Нейман.
Девушка, придав лицу ту уморительно лукавую, капризно-недовольную гримасу, какая появляется на лицах избалованных детей, когда они хотят выпросить у взрослых что-либо запретное, взглянула на Маураха.
— Господин обер-лейтенант, а может быть, вы разрешите подписать телеграмму и вашей фамилией? — произнесла она умоляющим тоном.
— Господи, да мы все подпишемся, — воскликнул майор.
— Нет, это уж будет лишнее. Благодарю. Подписи господина обер-лейтенанта будет вполне достаточно.
И Эльза дописала: “Обер-лейтенант Герман Маурах”.
— Теперь перепишем, четко выведем каждую буковку, — облегченно вздохнула она и, вырвав чистый лист из блокнота, начала переписывать текст, аккуратно вырисовывая слова печатными буквами.
“Ого! — улыбнулся про себя Маурах. — Эта девчонка прямо-таки восхитительна. Даже заботится о том, чтобы на телеграфе не осталась бумажка, написанная ее обычным почерком. Ловкая штучка! Но все же допускает маленькие ошибки”.
Как только телеграмма была написана, Маурах взял черновик и, небрежно скомкав, сунул его в пепельницу, вделанную в стену вагона. Эльза перечитывала телеграмму и, казалось, не обратила внимания на его манипуляции.
Поезд начал замедлять ход. Миновав несколько мелких станций, эшелон сделал остановку. Майор и лейтенант вызвалась сопровождать Эльзу. Едва они вышли из купе, Маурах вынул из пепельницы черновик телеграммы, тщательно расправил его на колене и, сложив вчетверо, сунул в карман. Затем, повинуясь привычке никому не доверять, он решил выйти из вагона и посмотреть, что делает Эльза. В коридоре гестаповец столкнулся с комендантом эшелона — высоким, тощим капитаном-пехотинцем.
— Господин обер-лейтенант, — недовольно сказал капитан, — говорят, что к вам подсела какая-то юбка? Почему не сообщили? Я обязан проверить документы.
— Все в порядке, капитан, — нарочито небрежно ответил Маурах, доставая сигарету.
— Да, но я, как комендант, несу ответственность за весь эшелон.
Тонкие, темные губы гестаповца растянулись в снисходительной улыбке.
— А я, господин капитан, несу ответственность и за комендантов эшелонов, не говоря уже о своих непосредственных подчиненных…
— Вы хотите сказать, что заметили какие-то нарушения или упущения с моей стороны? — обиделся капитан.
— Да нет, вы не поняли, — с досадой повел плечами гестаповец. — Я хочу сказать: если мне потребуется ваша помощь или консультация, я немедленно сообщу вам об этом.
“Долговязый болван, — подумал Маурах, когда комендант удалился. — Очень нужна мне сейчас твоя бдительность. Девица у меня в руках, и если я не ошибся в своем предположении, то слава разоблачения советской разведчицы принадлежит только мне, и я ни с кем не намерен делиться ею. Извините!”
Он вышел в тамбур и, выглянув в дверь, увидел приближающихся к вагону летчиков, бережно поддерживающих под руки Эльзу.
— Ну, сдадим грустные мысли в багаж, — заявил майор, как только вся компания зашла в купе. — Будем ужинать. Главное в жизни — хорошее пищеварение. Ха-ха! Лейтенант, давайте-ка сюда чемоданы.
Они соорудили из чемоданов посредине купе подобие стола, постелили газету и прежде всего поставили на этот стол бутылки. Майор — коньяк, лейтенант — фляжку шнапса с металлической завинчивающейся пробкой Маурах достал начатую бутылку ликера — он был “желудочник” и пил только сладкое.
— Эльзу угощаю я, — объявил майор. — Не делайте испуганных глаз, милая Эльза, это дамский напиток типа “кагор”.
Девушка взяла бутылку, чтобы рассмотреть этикетку.
— О! — произнесла она восхищенно. — “Мартель”. Лучшая в мире марка коньяка.
— А вы понимаете толк в этом деле? — удивился майор и как-то по-новому, слишком уж игриво взглянул на девушку.
— Нет, я не разбираюсь в винах, — простодушно призналась Эльза. — Этот коньяк я пила только один раз. Ма-а-ленькую рюмочку. И то только потому, что один из наших… ну, в общем один мой знакомый, назвал “Мартель” напитком богов. Я выпила и думала, что задохнусь. До чего же крепкий и противный. Но сегодня… У меня такое ужасное настроение… сегодня я попробую “напиток богов” вторично.
— И уже большую рюмку, — подсказал майор.
— Нет, — сморщив нос, засмеялась Эльза. — Достаточно средней.
Офицеры достали закуску. Эльза спохватилась и потянулась за корзинкой.
— Господа, у меня есть чудесная закуска. В украинском стиле. Подарок господина Редьки. Какой прекрасный старик! Вы знаете, рядом с иконами он повесил портрет Гитлера. А как он ревностно выполняет приказания властей…
Ловко орудуя ножом, Эльза нарезала толстыми ломтями колбасу, розовое, с припаленной шкуркой сало, открыла банку с медом, и все это щедрой рукой разложила на импровизированном столе.
Майор подал ей стакан, налитый до половины. Приспустив вздрагивающие ресницы, девушка смотрела
