оправдались, и нам надо думать о новых хозяевах.
Ганс вздрогнул ? эта девчонка отгадала его сокровенные мысли. Умна. Но откровенничать с ней он не будет. Другое дело…
Неожиданно, без связи с предыдущим Валя спросила, обрывая мысли Ганса:
— Вы не могли бы снабдить меня настоящими советскими документами? Конечно, на другое имя. И придумать какую?нибудь безопасную биографию?
— Зачем тебе?
— Я хочу вернуться.
Подозрительность была чуть ли не главной чертой характера Ганса. Он насторожился.
— Это не так просто. Что тебя тянет туда?
— Сказать правду? —после некоторого колебания спросила Валя.
— Конечно.
Девушка вынула из кармана старенькую металлическую пудреницу с разбитым зеркальцем и достала из нее крохотный замшевый мешочек.
— Папа не был стопроцентным идеалистом. И он любил меня. Правда, у нас не было во всем согласия. Из?за мамы. Он был такой же бабник, как и вы, и на этой почве у нас возникали конфликты. Но он любил меня. И вот когда началось отступление… Правда, мы надеялись тогда, были уверены даже, что это временное явление и немцы снова будут наступать. Вот тогда папа в моем присутствии закопал за городом в березовой роще кусок трубы, в которую вложил килограмма три золота —- монеты, кольца и несколько крупных бриллиантов. Не спрашивайте, не знаю, где и как он доставал все это. Наверно, он брал взятки, а может, и… Вас это не должно удивлять. Но труба осталась там, в роще… Сперва я надеялась, что вернусь, когда немцы снова начнут наступление, потом жалела, кусала пальцы, а теперь понимаю, что все равно не смогла бы удержать это богатство — у меня бы отобрали его при обысках в дороге или просто украли бы. Я захватила только вот эти два камушка. Точно не знаю, кажется, в каждом из них четыре–пять каратов. Чепуха. Это все, что есть у меня.
Девушка вынула из мешочка два граненых камушка, заискрившихся при свете свечи, показала их Гансу.
— Я не строю иллюзий, я знаю, что ждет в Германии таких, как я. А что будет, когда туда придут русские? Нет, лучше вернуться. Но только под чужим именем… У меня есть способности, буду учиться, окончу институт. Выкопаю эту трубу и заживу припеваючи. Ну, а случится, кто?то другой завоюет Россию, — я богатый человек, можно открыть какое?то дело.
Ганс налил себе водки и залпом выпил.
— Вот что, девочка, — сказал он строго— Я тебе все это устрою. Слышишь? И документы, и железную легенду. Не страшны будут никакие проверки — никто не подкопается, полная безопасность. Но… — Блудливая улыбка скользнула по его губам. — Как говорят — услуга за услугу. Покойный Петр Трофимович брал взятки. Нет, я не осуждаю… Но и я взятку возьму.
— Пожалуйста, — девушка протянула к нему ладонь, на которой лежали бриллианты.
— Ну что ты, Валюша! Грабить дочь друга, такую очаровательную девицу… За кого ты меня принимаешь? Я возьму взятку натурой.
Он оглушительно загоготал, облапил девушку, притиснул ее к себе.
В дверь постучали, сперва тихо, затем громче. Ганс быстро подошел, повернул ключ и открыл дверь. В коридоре стоял полицай.
— Что там такое, Филинчук?
— К вам пришли.
Ганс впустил полицая в кабинет,
— Кто?
— Мужчина.
- Назвал себя? Да, Иголка.
— Иголка? — тихо переспросил Ганс. Он несколько рас? терянно оглянулся на девушку и приказал полицаю: — Веди его сюда. Обыскать, отобрать оружие…
Валя точно не слышала этого разговора, сидела за сто? лом грустная, задумчивая.
— Извини, Валюта, — дела, — подошел к ней Ганс. — Сейчас я освобожусь. Но тебе придется постоять в коридоре.
В коридоре было темно. Когда полицай провел какого?то человека, Валя не смогла рассмотреть его, и только в свете, вырвавшемся из приоткрытой двери кабинета, увидела на мгновение его голову и плечи.
Минут десять продержал Ганс Иголку у себя. Голоса их не проникали через обитую клеенкой дверь, и лишь однажды девушка услышала что?то похожее на щелканье пружин тяжелого замка. Наверное, Ганс открывал свой сейф.
Наконец дверь приоткрылась, и Ганс коротко бросил:
— Можешь войти.
У стола стоял стройный, подтянутый мужчина лет двадцати пяти. Он настороженно, с любопытством посмотрел на вошедшую в кабинет девушку и перевел взгляд на шефа.
— Не узнаешь? — весело спросил Ганс.
Тот еще раз остро и озабоченно взглянул на нее.
— Нет. Никогда не видел.
— Плохо смотрел… Это и есть один из тех прилетевших к партизанам парашютистов, о которых ты говорил.
— Нет, те оба мужчины, усатые, —не поверил Иголка.
— Усы можно сбрить, — засмеялся Ганс, подмигнув Вале.
— Что вы… Женщину, ее видно.
— Так ты же издали их видел. И один раз только.
— Все равно… — осклабился Иголка, поняв, что шеф разыгрывает его. — Что я, не разбираюсь?
— Ладно, — меняя тон, сказал Ганс. — Хорошенько глядите, запоминайте лица. Может быть, вам придется встретиться. Чтобы и через пять–десять лет узнали друг друга.
Ганс проводил Иголку и вернулся сияющий.
— Теперь мы, Валечка, гульнем.
— Казимир Карлович… — начала было девушка, но Ганс не дал ей договорить.
— Я все помню, я все сделаю, Валенька. Можешь на меня положиться. Считай, что труба с золотом у тебя в кармане. Учись, старайся, выдвигайся, будь передовым советским человеком — не возбраняется и даже поощряется. Ну, а если кто?нибудь придет от меня… Нет, нет, не сейчас, а в будущем. Мы обо всем детально договоримся. А сейчас… Иди ко мне, поросеночек, я так истосковался по женской ласке.
Валя глянула на стол. Самогона в литровой бутылке заметно убавилось. Значит, Ганс во время беседы с Иголкой успел приложиться к стакану. Она строго сжала губы, но тут же насмешливо улыбнулась.
— Господин Ганс, вы действительно истосковались по женскому обществу? К сожалению, вы не герой моего романа. Да и зачем вам я? Хотите, я познакомлю вас с молодой красивой девушкой? Даже с двумя.
— Хитришь, детка? —Лицо Ганса стало холодным, жестоким. — Напрасно…
— Я говорю правду. Две чудные девушки. Обе русские, беженки. Одна дочь полицая, другая была замужем за итальянским офицером. Они в ужасном положении, работают санитарками в больнице. Представляете?
— В какой больнице?
— Здесь, в Княжполе, где я лежала. Мне их так жаль. Помогите им, Казимир Карлович, подарите что?нибудь из одежды. Они так обносились, просто жалость берет, когда на них смотришь. Такие красивые обе. Куда мне?
— Шлюхи какие?нибудь? — недоверчиво буркнул Ганс.
— Да нет же! Милые, хорошие… Так сложилась судьба.
— Будут ломаться не хуже тебя…
