— Вот, сеньор Гардель, — начал объяснять Эмилио, но она его уже не слушала.
— Вы Алонсо! — радостно воскликнула она. — Манолито так много о вас рассказывал! Не стойте на пороге, входите в дом!
Алонсо, не шевелясь и почти не дыша, смотрел на нее и не верил своим глазам.
— Что с вами? Вам нездоровится? — заботливо спросила Росарио. — Эмилио, позови Пепе! Нашему гостю может понадобиться помощь!
Алонсо молчал, не в силах вымолвить ни слова.
Состарившаяся лет на двадцать пять, располневшая, с легкими лапками морщинок вокруг изящно очерченных губ, с отдельными серебряными ниточками посреди ниспадающей лавы черных кудрей, обрамляющих неправдоподобно синие глаза, перед Алонсо стояла женщина, давно и прочно поселившаяся в его снах, — его прекрасная дама из медальона.
Глава 11
Ошеломление было настолько велико, а чувства — настолько противоречивы, что разбираться со всем этим просто не было времени. Хозяйка смотрела, широко раскрыв глаза. Когда-то, увидев это лицо на крошечном портрете в медальоне, Алонсо сказал, что художник придал ее глазам слишком много синевы при таких черных волосах. Как оказалось, тот ничего не приукрасил, скорее даже, напротив, — не сумел в полной мере выразить всей подкупающей открытости этого взгляда.
Надо было прекратить стоять истуканом и сказать что-нибудь.
— Донья Росарио, — пролепетал он.
Как же ему ни разу не пришла в голову эта мысль?! Она — мать Мануэля. Не возлюбленная, не кузина, не сестра, не племянница. Мать!
— Вам нездоровится, Алонсо?! Пройдемте в дом. Эмилио, воды для сеньора Гарделя!
Бело-голубое платье спадало волнами до самого пола и шелестело в такт шагам, когда она шла в глубь приемной залы, миновав ведущую на второй этаж крученую лестницу.
— Просто перегрелся на солнце в пути, донья Росарио! Ничего серьезного, — сказал Алонсо, придав голосу успокаивающую интонацию, однако стакан с водой, принесенный слугой-леонцем на серебряном подносе, выпил с жадностью.
На стенах висели портреты предков. Мужчины в доспехах, в шлемах с плюмажами, кто с копьем, кто с мечом. Вот этот — вылитый Мануэль, если бы не проседь в узкой бородке.
— Правда, похож? — спросила Росарио, перехватив его взгляд. — Это Фелипе, отец Мануэля. Когда они тренировались в оружейной, казалось, что человек сражается с собственным двойником или с отражением.
Сходство было сильным. А на мать Мануэль не походил. Иначе Алонсо смог бы догадаться о его кровной связи с девушкой из медальона.
— Простите, донья Росарио, — спохватился он, вынимая из дорожной сумки деревянную шкатулку. — Дон Мануэль просил передать вам это.
— О, благодарю вас! — Росарио сразу же прочитала адресованное ей небольшое письмецо. Затем вынула перевязанные тесьмой листочки с путевыми заметками.
— Простите за нарушение правил вежливости, — она приветливо улыбнулась, и Алонсо понял, что исполнилась его мечта: он наконец-то увидел, как улыбается «дама из медальона». Во сне Алонсо много раз желал этого, но девушка всегда сохраняла запечатленное давним художником мечтательно- сосредоточенное выражение лица.
— Гаити, — проговорила хозяйка замка. — Как странно звучит…
— Простите? — не понял Алонсо.
— Гаити, Бохио. Мануэль пишет, что этими словами называют остров Эспаньола сами туземцы. Я еще до письма знала, что он решил остаться там. Сеньор адмирал Колон любезно направил ко мне курьера с уведомлением. Но адмирал, похоже, ничего не знает о том, что мой сын вел собственный дневник плавания.
Она положила бумаги обратно в шкатулку и поставила ее на изящный стол с перламутровыми инкрустациями и выгнутыми ножками, заваленный листами с нотами. Рядом с ним, на приличном расстоянии от стен и окон, но не в самой середине зала, стоял музыкальный инструмент с двумя клавиатурами и открытой крышкой, из-под которой блестели многочисленные струны. На поверхности лежал ворох бумаг. Инструмент был длиннее, чем обеденный стол среднего размера.
— Не стану более отвлекать вас от чтения записок дона Мануэля, сеньора, — заторопился Алонсо.
Росарио не стала его удерживать.
— Приходите еще. Мы с вами не поговорили про вас и про ваш интерес к книгам, который я разделяю в полной мере. — От улыбки ее лицо молодело. — К тому же Мануэль рассказал мне о ваших необычных взглядах на устройство мироздания. Вы однажды говорили ему что-то интересное о сходстве между сном и явью. Меня это очень интригует. Я надеюсь, вы нас в скором времени посетите, и мы с вами тоже поговорим на эту тему?
— Да, сеньора, благодарю вас за приглашение.
В этот момент с порога раздался знакомый голос:
— Донья Росарио, мое почтение! Разрешите?
На пороге приемной залы стоял пожилой мужчина. Вместе с ним в зал проник серый кот. Несмотря на то что в камзоле и чулках мужчина выглядел старше, чем в доспехах, не узнать его было невозможно.
— Сержант Крус! — радостно воскликнул Алонсо и сердечно приветствовал пожилого слугу.
— Так вы знакомы с нашим старым другом и верным оруженосцем? Недавно Пепе стал новым управляющим поместьем! — сообщила Росарио.
— Рад вас видеть в добром здравии, сеньор Гардель, — откликнулся Пепе, после чего церемонно обратился к хозяйке замка: — Донья Росарио! Хуан-Карлос Бальбоа и его жена Элена приглашают вас завтра на крещение новорожденной дочери.
— Конечно, я с радостью приду! — воскликнула хозяйка. — И как же они решили назвать малышку?
— Анхеликой.
— Чудесно, пусть не начинают без меня. Это крестьяне, наши арендаторы, — пояснила она Алонсо. — Я вижу, вас любят животные.
Кот, оставшийся в зале после ухода Пепе, терся о ногу Алонсо.
