Ноябрь
Париж, 6 ноября
Жозеф Форе принес первую книгу 'Кихота' с моими иллюстрациями, выполненными в такой технике, которая обрела с момента ее создания мировую известность хотя бы потому, что она была неповторима. Вновь Сальвадор Дали одержал царственную победу. И это уже не в первый раз В возрасте двадцати лет я заключил пари, что выиграю Гран при Мадридской королевской академии, написав картину, которая будет исполнена без единого прикосновения кисти. Разумеется, я выиграл приз. На картине была изображена обнаженная молодая женщина. Стоя на расстоянии трех футов от мольберта, я бросал краски, растекшиеся затем по холсту. Самое поразительное, что каждое красочное пятно оказывалось на своем месте. И каждое было безукоризненно.
Спустя год я выиграл такое же пари уже в Париже. Как-то летом Жозеф Форе приехал ко мне с большим грузом из тяжелых литографских камней. Он настаивал, чтобы я выполнил иллюстрации к 'Дон Кихоту' именно на этих камнях. В то время я был против литографской техники по эстетическим, моральным и философским причинам. Я считал, что творческий процесс должен реализовываться без применения силы, без монархии и инквизиции. По моим представлениям, он должен быть либеральным, бюрократическим и благородным. Однако настойчивость Форе, привезшего камни, разбудила мою антилитографскую волю к власти с точки зрения агрессивного гиперэстетизма. В этом состоянии в голову мне пришла божественная идея. Разве не говорил Ганди: 'Ангелы господствуют над обстоятельствами, не нуждаясь в плане'?
Незамедлительно, подобно ангелу, я овладел ситуацией моего 'Дон Кихота'.
Я не мог стрелять из аркебуза по бумаге, не пробивая ее, но можно было стрелять по камню, не разрушая его. Убежденный Форе, я телеграфировал в Париж, чтобы к моему приезду приготовили аркебуз. Мой друг, художник Жорж Матье, подарил мне очень редкий аркебуз XV века, затвор которого был инкрустирован слоновой костью. И 6 ноября 1956 года, окруженный сотней овец, принесенных в жертву самой первой пергаментной книге, на палубе речной баржи, на Сене, я выпустил первую в мире свинцовую пулю, наполненную литографской тушью. Разорвавшаяся пуля открыла эру 'пулизма'. На камне появилась божественная клякса, похожая на крыло ангела, аэродинамические свойства и динамическая сила которого превосходит все когда-либо применявшиеся технические усовершенствования. Всю неделю я был погружен в фантастические эксперименты. На Монмартре, перед беснующейся толпой, окруженный восемьюдесятью девушками, на вершине экстаза, я наполнил два полых носорожьих рога хлебными корками, пропитанными тушью и затем, памятуя о Вильгельме Телле, с силой разбил их о камень. Благодарение Господу Результат был великолепным: рога носорогов запечатлели два крыла мельницы. Затем двойное 'чудо': когда я получил первые результаты, неудачный 'захват' оставил на камне ненужный след. Я счел своим долгом использовать эти пятна для иллюстрирования литургического таинства в параноидальном духе. Дон Кихот сталкивается во внешнем мире с параноическими великанами, один из которых сидит в нем. В эпизоде с винными бурдюками Дали узнает олицетворение химерической крови героя романа и логарифмическую кривую, пересекающую лоб Минервы. Лучше бы Дон Кихот, будучи испанцем и реалистом, не искал лампу Алладина Для него довольно сжать пальцами желудь, и воссияет Золотой век.
Как только я вернулся в Нью-Йорк, телевизионные продюсеры развернули целую кампанию против моего 'пулизма'. Я же все время спал, чтобы во сне найти самый эффективный и точный способ стрельбы пулями, наполненными тушью, дабы остающийся след был математически точен. Находясь среди специалистов по истории оружия, Нью-Йоркской военной академии, я просыпался каждое утро от звука стрельбы из аркебузов. Каждый взрыв давал жизнь целой литографии, которую мне оставалось только подписать для издателей, выхватывавших ее из-под моих рук за баснословную цену. Я снова почувствовал, что стою у истоков фундаментального научного открытия, когда узнал, что спустя три месяца после моего первого выстрела из аркебуза ученые использовали пушку и пули, подобные моим для исследования творческого процесса.
В мае этого года я снова был в Порт Льигате. Жозеф Форе ожи дал меня, багажник его автомобиля был полон новыми камнями. Новые взрывы аркебуза вновь дали жизнь Дон Кихоту.
Потрясенный страданиями, он трансформируется в юношу, печаль которого пристала его увенчанной кровавым венцом голове. При свете, достойном Вермеера и просачивающемся сквозь испано-мавританскую оконную нишу, он читает истории о куртуазной любви. С помощью 'силли путти' — тюбика, с которым играют обычно американские дети, я изобрел спирали, направляющие поток литографской туши. Это была божественная форма пробуждающегося дня. Дон Кихот — параноидальный микрокосм погрузился, а затем отделился от Млечного Пути, который есть ничто иное, как тропа Св.Георгия.
Св.Георгий наблюдал за моей работой. Он заявил о себе в свой день — 25 августа, когда в процессе своих экспериментов я добился такого взрыва, который навсегда войдет в историю морфологической науки. Он был навеки выгравирован на одном из камней, которые Форе со священным упорством уготавливал для ударов молнии моей безудержной фантазии. Я взял пустую бургундскую улитку, заполнил ее литографской тушью. Затем заложил ее в ствол аркебуза и прицелился в камень с очень близкого расстояния. Когда я выстрелил, вся жидкость выплеснулась и обрисовала кривую спирали улитки, образовав пятно, которое после длительного изучения показалось мне поистине божественным, ибо здесь было ничто иное, как великолепие 'улиточной галактики' в высочайший момент ее творения. День Св. Георгия вошел тем не менее в историю как день, засвидетельствовавший самую безоговорочную победу Дали над антропоморфизмом.
На следующий день, последовавший за благословенным предыдущим, была буря, шел дождь, малюсенькие лягушата запрыгивали в тушь, оставляя контуры расшитого костюма Дон Кихота. Эти существа развели болотную сырость, противоположную ослепительной сухости равнин Кастилии, которая господствовала в голове героя. Химера химер С химерами было покончено. Санчо появился, как только Дон Кихот коснулся демона доктора Юнга.
Сегодня, когда Жозеф Форе положил передо мной первую книжку, я воскликнул: 'Браво, Дали Ты проиллюстрировал Сервантеса. В каждом из твоих взрывов таились и мельница, и титан. Твое творение — библиографический гигант, вершина самых плодотворных литографических несообразностей'
1958
Сентябрь
Порт Льигат
1 сентября
Трудно удерживать всеобщий интерес к своей персоне больше получаса кряду. Мне же это удавалось ежедневно на протяжении двенадцати лет. Мой девиз: 'Пусть о Дали говорят, даже если говорят хорошо' Газеты печатали обо мне скандальные новости, полученные по телетайпу.
ПАРИЖ. Дали прочел в Сорбонне лекцию о 'Кружевнице' Вермеера и носороге. Приехал он на белом 'роллс-ройсе', заваленном головками цветной капусты.
РИМ. В садах принцессы Паллавичини Дали пережил 'второе рождение', появившись неожиданно для всех из огромного яйца, покрытого магическими изречениями Раймондо Лульо, и произнес ошеломившую всех речь на латыни.
ГЕРОНА. Дали заключил тайный литургический брак с Гала в капелле Мадонны с ангелами. Он заявил: 'Мы приобщились к архангелам'.
ВЕНЕЦИЯ. Гала и Дали в костюмах гигантов восемнадцатифутовой высоты прибыли во дворец Бейстегю и приняли участие в веселье приветствовавшей их толпы.
ПАРИЖ. На Монмартре, напротив Мулен де ла Галетт, Дали иллюстрировал 'Дон Кихота' стрельбой из аркебуза по литографским камням. Он сказал: 'Мельница производит муку, я же собираюсь из муки сотворить мельницу'. И наполнив два носорожьих рога мукой и хлебными крошками, смоченными в
