открылась дверь квартиры Майна, и тот спросил, что им надобно. Один из четырех назвал мою фамилию. Унтер-офицер ответил:
– Никого из них сейчас там нет.
Павлов поблагодарил его, и вся четверка спустилась вниз.
Когда я повернулся, чтобы отойти от двери, Анна сжала мне руку.
– Не вздумай выходить, – прошептала она, – они наверняка еще вернутся.
Подойдя еще раз к замочной скважине, я увидел, что Павлов пытается открыть нашу дверь отмычкой. Послышался щелчок, и все четверо быстро вошли внутрь, закрыв за собой дверь.
Ко мне подошла на цыпочках миссис Эллиот:
– Я попыталась несколько раз выключить и включить свет в ванной, но полицейские не появились. Что мне делать?
Я попросил ее вызвать полицию по телефону. Она набрала номер коммутатора и потребовала сообщить в полицию, что в квартиру номер 4 по Сомерсет-стрит пытаются проникнуть посторонние люди.
Не прошло и нескольких минут, как у двери нашей квартиры появились уже знакомые нам полицейские. Тот из них, кто говорил с нами – Томас Уэлш, – без соблюдения формальностей вскрыл дверь. Вместе со своим коллегой, Джоном Маккаллохом, они застали четверых мужчин, которые ворошили ящики моего письменного стола.
Слегка приоткрыв дверь квартиры миссис Эллиот, мы прислушались. По всей видимости, Уэлш потребовал от них объяснений, так как Павлов командным тоном произнес:
– В этой квартире проживает один из сотрудников советского посольства, некто Гузенко. Сегодня он находится в Торонто. Здесь у него находятся некоторые документы, которые нам срочно нужны. Разрешение на их поиск у нас имеется.
Полицейский Уэлш ответил таким же командным тоном:
– И что же, он дал вам разрешение взломать замок в двери? Вы действовали не голыми же руками…
Павлов разозлился:
– Кто позволил говорить вам со мной в таком тоне? Ключ от квартиры у нас был, но он где-то затерялся… К слову говоря, это – советское имущество, и мы имеем право делать здесь все, что нам заблагорассудится. Приказываю вам немедленно покинуть квартиру!
Уэлш взглянул на коллегу и обратился к Павлову:
– Мой коллега Маккаллох настаивает на том, чтобы мы здесь дождались приезда нашего инспектора. Полагаю, вы не будете возражать против этого. Могу ли я попросить вас предъявить документы?
Наконец появился инспектор Макдональд и взял всю четверку в оборот. Павлов кипел от ярости. Он обвинил полицейских в оскорблении и нарушении иммунитета советских дипломатов. Инспектор потребовал, чтобы все оставались на месте, пока он не получит соответствующих указаний от своего руководства. После того как он вышел, Павлов приказал своим сопровождающим покинуть дом. Уэлш и Маккаллох их уходу препятствовать не стали.
Около четырех часов утра в дверь нашей квартиры снова постучали, но на этот раз осторожно и тихо. Но прежде чем я смог распознать стучавшего, он исчез.
Утром к нам пришел другой инспектор полиции. Он заявил, что канадская полиция хотела бы переговорить со мной в здании министерства юстиции.
– Наконец-то, Игорь, наконец-то, – произнесла Анна. – Теперь тебя выслушают. Я так рада.
Поспешно надевая пиджак, я взглянул на Анну. Она показалась мне очень бледной и взвинченной.
– Что ты будешь делать, пока я буду находиться в министерстве юстиции? – спросил я ее.
Она ответила с полным хладнокровием:
– Мне надо кое-что постирать. Не беспокойся за меня, Игорь.
На этот раз прием, оказанный мне, резко отличался от двух предыдущих. Там меня уже ожидали высокопоставленные чиновники полиции и министерства. Со мной обращались вежливо и корректно, и я отвечал на их вопросы не менее пяти часов. Секретные бумаги вызвали значительный интерес и жаркие дискуссии, после того как они выслушали мой перевод.
Когда я описывал трудности, которые встретились мне на пути к пониманию, дежурный полицейский вахмистр непроизвольно улыбнулся.
– А ведь мы не оставили вас без внимания, как вы думаете, – сказал он.
– Сформулировано неплохо, – добавил один из полицейских, – если учесть, что я с моим коллегой просидели несколько часов в сквере, наблюдая за вашей квартирой.
Следовательно, те двое были из полиции! Оказывается, в течение тех двух часов, что я с Анной и Андреем сидел в министерстве юстиции, министерство иностранных дел вместе с полицией ломали себе головы над тем, как поступить со мной. Они даже проконсультировались с премьер-министром Маккензи Кингом. Было принято решение установить за мной наблюдение на несколько дней, чтобы выяснить, можно ли мне верить или же я просто шизофреник. Кроме того, всем было ясно, что в случае достоверности изложенных мной фактов дело примет международный характер.
После наполненных страхом тех двух дней, мне в моей жизни пришлось пережить еще очень многое, связанное с потребностью постоянно скрываться от людей. Анна была беременна, и Павлову об этом было известно. Так что все больницы находились, несомненно, под его контролем. В декабре было принято решение положить ее в больницу как жену одного из полицейских, который будет изображать ее супруга. Выдавая себя за иностранца, он избежал многих вопросов и необходимости занести подробные данные в больничный лист. Он говорил на ломаном английском языке, утверждая, будто бы является выходцем из Польши, Анна тоже выдавала себя за полячку, которая почти не знала английский язык.
Родила она девочку весом 3 килограмма 600 граммов. Проходившая мимо кровати Анны медицинская сестра (было это через два дня после ее разрешения), остановилась и воскликнула:
– Алло! Вот это неожиданность! Вы меня не узнаете? А я ведь занималась с вами, когда вы родили мальчонку!
Анна здорово перепугалась, но ей удалось сыграть свою роль. Она объяснила, что является польской крестьянкой и никогда еще не была в Оттаве. Тут как раз подошел ее «муж», и медсестра отошла, бормоча, что, видимо, ошиблась. История эта никаких последствий не имела, однако сильно нас обеспокоила.
Жить, постоянно скрываясь, очень непросто[70]. Я несколько раз выступал на судебных процессах, связанных со шпионажем, на некоторых раз по двадцать, но меня всегда надежно охраняли. Канадская полиция не рискует. Может быть, придет еще время, когда бдительность ее будет уже не нужна, и мы с Анной и детьми сможем жить нормальной жизнью.
Флора Льюис
Внезапное исчезновение
