прибывших было семь радистов с выделенными каналами радиосвязи.
К весне 1943 года потребность создаваемых в Голландии окружных групп в руководителях, инструкторах и радистах была полностью обеспечена. Передо мной и с несколькими моими помощниками стояла труднейшая задача – регулярно сообщать в Лондон о деятельности около пятидесяти агентов, что по различным причинам вряд ли могло долго продолжаться. Следовало попытаться убедить Лондон в необходимости сократить число задействованных каналов радиосвязи, оставив лишь наиболее интенсивно работающие. И мы предложили – в целях безопасности, естественно, – зарезервировать часть радиопередатчиков окружных групп. В результате число раций удалось сократить до пяти.
Хотя с осени 1942-го по лето 1943 года нам и пришлось прекратить деятельность целого ряда включенных в игру радиопередатчиков, объяснив это провалом и ликвидацией их немцами, а также, как я уже отмечал, сократив число ряда окружных групп, все равно мы были вынуждены вести игру аж по четырнадцати каналам радиосвязи с Лондоном. И эту работу приходилось выполнять, повторяю, силами всего шести радистов из подразделений полиции общественного порядка, которые были загружены до предела человеческих возможностей.
Мой рассказ о драматической стороне по выброске агентов и грузов на парашютах, попадавших прямехонько в наши руки, будет неполным, если не рассказать о попытках союзников разобраться в истинном положении дел в Голландии. И таких попыток было предостаточно. Следует отметить, что союзники при этом не учитывали того важнейшего обстоятельства, что не только каналы радиосвязи, но и агенты могли находиться в руках немцев.
Наиболее отчетливо одна из попыток провести такой контроль была отмечена нами в связи с операцией «Парсли» 21 сентября 1942 года. Приземлившийся на парашюте агент Джонгели (псевдоним Ари), вне всякого сомнения, как раз и прибыл к нам с этим заданием.
Вскоре после своего ареста он сообщил, что сразу же после прибытия на место должен дать следующую радиограмму:
«Скорый поезд был отправлен вовремя».
Это условие поставило сотрудников полиции безопасности, которые его допрашивали, в такое положение, выхода из которого они не видели.
Всю ночь при проведении операции «Парсли» я находился на месте высадки в нескольких километрах восточнее Ассена и возвратился в Гаагу около семи часов утра. Не успел я уснуть, как меня разбудил телефонный звонок. Было девять часов утра. Звонил сотрудник отдела Шрайэдера, который проводил допрос, и сообщил о том, что ему поведал Джонгели. К изложенному он добавил, что такая радиограмма должна быть отправлена предположительно в одиннадцать часов.
Через полчаса я сидел уже напротив агента в Биннехофе. Это был мужчина в возрасте около сорока лет с полным, продубленным ветрами лицом, который в течение длительного времени был главным радистом голландского адмиралтейства в Батавии.
После непродолжительной беседы с ним я убедился, что за довольно длительный период службы в Индонезии он, скорее всего, научился некоторым азиатским хитростям. С неестественно неподвижным и не отражавшим никаких эмоций лицом он на все мои вопросы повторял: если не передаст в одиннадцать часов обусловленную радиограмму, это будет означать, что он попал в руки немцев.
В конце концов я сделал вид, что он меня убедил, и сказал, опустив голову как бы в глубокой задумчивости, что такую радиограмму мы в одиннадцать часов обязательно передадим. Когда же, быстро вскинув голову, я взглянул на него, то успел заметить в какую-то долю секунды оттенок триумфа в его глазах. Мне сразу же все стало ясно: радиограмма будет означать обратное.
В одиннадцать часов по рации «комитета по приемке» мы передали в Лондон:
«Сообщаем, что при проведении операции «Парсли» агент Ари приземлился неудачно и потерял сознание. Он доставлен в безопасное место. Врач установил у него сотрясение мозга. Все остальное в порядке, грузы надежно укрыты».
Через три дня мы включили в очередную радиограмму слова:
«Ари вчера пришел на короткое время в сознание. Врач надеется, что он скоро поправится…»
А на следующий день в радиограмме уже говорилось:
«Ари вчера вечером внезапно скончался, не приходя в сознание. Похороним его, как положено, на большом лугу. После окончания войны ему будет установлен памятник».
Случай с агентом Ари я рассказал для того, чтобы показать всю сложность проводившейся операции, когда одно лишь неправильное наше сообщение могло бы приоткрыть Лондону глаза на происходившее. В подобных случаях нам приходилось заявлять, что такие агенты либо «мертвые», либо попали в руки немцев. Даже большое число «несчастных случаев» было для нас менее опасным, чем хоть одна «хитрая» радиограмма. Вскоре после происшествия с Ари Лондон потребовал, чтобы Джамброис прибыл в Лондон для отчета, назначив на время своего отсутствия заместителя. Это требование подтвердило сказанное им в свое время – что через три месяца он должен будет возвратиться в Лондон.
Поначалу мы сообщили о невозможности его поездки, объяснив это необходимостью его личного присутствия в связи с некоторыми осложнениями, возникшими в ходе создания шестнадцати окружных групп. Затем он подыскивал себе подходящего заместителя. Мы снова и снова придумывали различные отговорки, в том числе связанные с длительностью и опасностью отправки его через Бельгию и Францию в Испанию. На том и закончился 1942 год.
В начале 1943 года требования Лондона – кровь из носу, а извольте прибыть с отчетом – стали настойчивее. Вместе с тем Центру вздумалось вызывать и представителей других групп. Происходил обмен бесчисленными радиограммами о возможности таких поездок. Более того, Лондон стал требовать указать подходящие места посадки самолетов и гидросамолетов, чтобы вывозить курьеров и представителей групп в дневное и ночное время.
Мы долго «не могли» найти подходящих безопасных площадок. Те же места, которые наконец-то мы указывали, не устраивали господ «на той стороне». А то мы вдруг заявляли, что то или иное место стало «ненадежным» по изменившимся обстоятельствам, в особенности когда уже подходило условленное время операции по вывозу людей.
Неоднократно мы сообщали имена агентов, якобы отправившихся в Лондон через Францию, которые после многомесячного их странствия так и не появлялись.
Когда же оттягивать далее выезд Джамброиса стало невозможным, мы сообщили в Лондон о том, что он исчез. Несколько позже мы заявили, будто бы в результате тщательного расследования выяснилось, что он, видимо, попал в облаву, которую немцы проводили в Роттердаме, так как нигде после этого не появлялся.
18 января 1943 года была десантирована группа «Гольф» с задачей – установить надежный курьерский путь в Испанию и Швейцарию через Бельгию и Францию. Группа имела большое количество различных бланков и формуляров для изготовления голландских, бельгийских и французских удостоверений личности, различных печатей и бланков для фальсификации немецких удостоверений, пропусков и всевозможных справок, а также изрядные суммы бельгийских, французских и швейцарских франков и испанских песет.
Через шесть недель «Гольф» радировал в Лондон, что группа установила проверенный путь с надежными этапами пока что до Парижа. В качестве проводника группа использует опытного человека, псевдоним – Арно. Этим Арно бы не кто иной, как мой унтер-офицер, который выдавал себя за беглого француза, живущего в основном за счет контрабанды драгоценностями и, следовательно, хорошо знакомого с вражескими порядками.
Мы предложили Лондону послать по этому пути в Испанию, с целью проверить надежность Арно, двух английских летчиков, скрывавшихся в Голландии. Наше предложение было одобрено, а через три недели Лондон подтвердил радиограммой, что летчики благополучно прибыли в Испанию.
Переправка английских офицеров заслужила высокую оценку действий группы «Гольф» и проводника Арно. А в течение весны и лета 1943 года Лондон сообщил нам адреса трех своих надежных мест для укрытия в Париже, которые можно было использовать в нашем «коридоре». Там находился не только французский, но и английский персонал, имевший собственную связь с Лондоном.
