В дни войны я, находясь на службе в УСС, имел честь работать в контакте с английской разведкой, и у меня завязались тесные личные и служебные взаимоотношения со многими из ее представителей, сохранившиеся и после войны.
В Швейцарии я вступил в контакт с группой французских офицеров, оставшихся верными традиции французского разведывательного управления и помогших генералу де Голлю и «Свободной Франции» создать собственную разведывательную службу. К концу войны у нас установилось сотрудничество со службой итальянской разведки и контрразведки, стоявшей на стороне короля Виктора Эммануила, когда нефашистская Италия примкнула к союзникам. Я также работал вместе с подпольной антифашистской группой в немецком абвере – профессиональной разведывательной службе германской армии. Группа офицеров абвера состояла в тайном заговоре против Гитлера. Глава абвера адмирал Канарис, весьма достопримечательная фигура, был ликвидирован Гитлером, когда после неудавшегося покушения на него в 1944 году были обнаружены документы, свидетельствовавшие о связи Канариса с заговорщиками.
Сотрудничество военного времени способствовало по-моему, появлению среди разведывательных служб свободного мира чувства единства цели, а после войны и Западная Германия внесла в дело организации разведки свой существенный вклад. Все это помогает нам отражать те массированные атаки, которые противник предпринимает против нас в настоящее время.
Глава третья
Эволюция американской разведывательной службы
До окончания второй мировой войны официальные государственные органы США вели активную разведывательную деятельность только во время военных действий. С установлением мира разведывательные организации, вызванные к жизни требованиями боевой обстановки, резко сокращались, накопленные знания утрачивались и уроки, преподнесенные горьким опытом, забывались. При возникновении нового кризиса, вплоть до Пёрл-Харбора, людям, работавшим в области разведки, приходилось все начинать сначала.
Разведка, особенно на ранних этапах истории Соединенных Штатов, велась недостаточно официально, поэтому историк или специалист, занимающийся изучением развития разведывательного дела в США, наталкивается на серьезные трудности из-за крайней скудности официальных материалов. Разведывательные операции зачастую проводились генералами и дипломатами единолично, так сказать, с налету. В то время это гарантировало в известной степени сохранение секретности, чего трудно было добиться позднее, когда донесения стали представляться в семи экземплярах или же размножаться на ротаторе и рассылаться большому числу должностных лиц, часто не имеющих непосредственного отношения к разведке. Однако для историка такое положение весьма усложняет задачу. Александр Гамильтон был в штабе генерала Вашингтона одним из тех немногих, кому доверялось расшифровывать и прочитывать донесения, написанные тайнописью ли закодированные, копий с которых не снималось. Вашингтон, хорошо понимавший необходимость секретности, хранил свои разведывательные мероприятия в столь глубокой тайне, что мы, быть может, никогда не узнаем всех их подробностей.
Правда, позднее двое из офицеров его разведки, Будино и Толмедж,[18] опубликовали мемуары, однако они отличались чрезвычайной сдержанностью. Даже когда через сорок лет после окончания войны Джон Джей[19] поведал Джеймсу Фенимору Куперу подлинную историю одного шпиона революционных войск, которую тот позднее использовал для своего романа «Шпион», Джей отказался открыть ему настоящее имя этого человека. Значительную часть сведений о том, что нам известно сегодня как о революционной, так и гражданской войнах, удалось выявить только через многие поколения после окончания этих войн.
Разведывательная деятельность стоит денег, и агентам нужно платить. Это государственные деньги, и поэтому даже те из генералов, которые являются ярыми противниками всяких формальностей и безрассудно горячими головами, все же, как правило, составляют отчеты о затратах, связанных со сбором информации. Вашингтон вел тщательную запись всех сумм, израсходованных им на приобретение сведений разведывательного характера. Обычно он выделял необходимые денежные суммы авансом из собственных средств, а затем включал выплаченную сумму в счет, покрывавший все его расходы, который посылал континентальному конгрессу. Поскольку Вашингтон расписывал все расходы по отдельным статьям, из его финансовых отчетов преследует, что он истратил на сбор секретной информации в годы революционной войны около 17 тыс. долл. – сумма по тем временам огромную. За два столетия до нее Уолсингем в Англии также вел подобную запись, и именно из нее мы почерпнули множество деталей в отношении его разведывательных мероприятий.
Однако не только официальные отчеты свидетельствуют, что денежная сторона дела помогает выявлен исторических фактов. Особенностью разведывательной деятельности в военных условиях является то обстоятельство, что между завершением агентом работы уплатой ему денежного вознаграждения за нее всегда проходит определенное время. Возможно, что он попал в тыл противника и не мог вернуться домой раньше, чем закончилась война. Или же использовавшая его воинская часть поспешно сменила месторасположение, чтобы пойти в наступление или отступить, и оставила его на произвол судьбы без награды за его труды. Может случиться, что лишь много лет спустя, и даже только тогда, когда бывший агент или его наследники впадают в нужду, государству предъявляется претензия с требованием уплаты вознаграждения за оказанные ему в прошлом услуги. В силу специфики разведывательной работы бывает, что к этому времени уже нет в живых никого, кто мог бы подтвердить справедливость такой претензии, равно как не сохранилось абсолютно никаких документов. Но при всех условиях подобные факты часто проливают свет на разведывательные операции, сыгравшие значительную роль в нашей истории, которые в противном случае могли бы остаться совершенно неизвестными.
В декабре 1852 года некий Даниэль Брайан обратился к мировому судье в графстве Тайога, штат Нью- Йорк, и дал под присягой показания, касавшиеся его отца, Александра Брайана, умершего в 1825 году. Даниэль Брайан заявил, что в 1777 году, перед самым началом сражения при Саратоге, генерал Гэйтс сказал его отцу, что хочет, чтобы тот «направился в армию Бургойна в качестве разведчика, поскольку ему необходимы были в этот решающий момент достоверные сведения об артиллерии противника (о калибре орудий и их количестве), а также информация о намерениях противника». Брайан «отправился в армию Бургойна, купил там кусок сукна на брюки и, пока занимался якобы поисками портного, разведал силу артиллерии и, насколько он мог судить, численность армии. Несмотря на то что планы действий противника хранились в секрете, он узнал, что на следующий день противник намеревался занять Бимисские высоты».
Даниэль рассказал, что Александр Брайан ушел из армии Бургойна, вовремя добрался до американских позиций и передал генералу Гэйтсу добытую им информацию. В результате Гэйтс на следующее утро был на Бимисских высотах «в полной готовности встретить армию Бургойна». Как нам известно, последняя потерпела жестокое поражение, после чего, десять дней спустя, Бургойн капитулировал в Саратоге. Брайан так и не был вознагражден за свои труды. В ту ночь, когда он отсутствовал, умер его больной ребенок и чуть не умерла жена. Гэйтс пообещал послать семье Брайана врача, однако тот так и не явился. Семьдесят пять лет спустя сын Брайана письменно изложил всю эту историю. Причины его поступка так пока и не выяснены, поскольку нет никаких указаний на то, чтобы от него поступила какая-либо претензия на выплату ему вознаграждения.[20]
Пока случай или дальнейшие изыскания не дадут на каких-нибудь новых сведений, мы так и не узнаем, в какой степени победа Гэйтса, которая способствовала перелому в войне и в большой мере определила решение французов помочь нам, была основана на информации, доставленной ему Брайаном. Неожиданные находки подобного рода могут только заставить нас задуматься о всех других невоспетых героях, рисковавших жизнью чтобы добыть информацию, нужную для борьбы за Америку.
Шпионом – героем революции, о котором знает каждый американский школьник, является, конечно, Натан Хейл.[21] Но даже Хейл, несмотря на принесенную им жертву, мог бы оказаться забытым, если бы Ганна Адамс не написала о нем в 1799 году в «Истории Новой Англии». Как это ни странно может сейчас показаться, но уже через 22 года после его гибели о нем совершенно забыли и, как писала Адамс, «вряд ли кому-нибудь известно, что такая личность вообще существовала». Благодаря Адамс его сила духа и преданность делу оказали на последующие поколения значительное влияние. Но, кроме этого, печальная судьба Хейла сыграла в то время и другую роль. Хейл был добровольцем, дилетантом, движимым глубоким чувством патриотизма, но плохо подготовленным к выполнению опасной
