другого человека по сути невозможно. Что именно управляет его жизнью, что связывает его с другими людьми?
В ранней юности он был влюблен в одну девушку-хиппи, старше его по возрасту, ее звали Ильва Якобсон-Флод, и вдруг ему представилось, что Ангел могла бы быть ее дочерью.
Жизнь расходится, как круги по воде.
Он снова сменил кассету, опять наугад.
Йельм все слушал, слушал и слушал, удивляясь старательности Черстин Хольм. Секретари, члены семей, служащие, друзья проходили перед ним нескончаемой вереницей.
Вот разговор с мужчиной, он говорит с акцентом, похожим на гётеборгский:
— Вы из Гётеборга? Наверняка вы знаете Ландветтера?
— Пожалуй, — рассеянно согласилась Черстин Хольм. — Скажите, как получилось, что Вилли сменил фамилию, а вы нет?
— Ну, я не имел ничего против фамилии Карлбергер. Она довольно… звучная. Вильям пережил развод болезненнее, чем я, ему было двенадцать, а мне все-таки пятнадцать. Мы остались с мамой и зажили совсем иначе, чем прежде. Из князи в грязи, так сказать. Вдобавок я уже сформировался как личность. Вильям был более раним. К тому же он умудрился очень быстро превратить свои личные проблемы в конфликт идеологий. Проекция, так, кажется, называется этот способ выживания.
— Как вы отреагировали на известие о смерти отца?
— Не знаю. Онемел. Не у каждого был отец, которого отправила на тот свет русская мафия.
— А откуда вы взяли про русскую мафию?
— Так было написано в «Гётеборгс-тиднинген». Я читал газеты по пути в самолете. «Афтонбладет» говорила о РАФе. «Экспрессен» винит сицилийцев. Кому верить?
Йельм остановил запись и бросил взгляд на погруженного в работу Чавеса. За окном уже начало темнеть.
Йельм решил, что следующая кассета будет последней. Он вставил ее в диктофон и услышал голос Черстин Хольм:
— Беседа с Рикардом Франценом, третье апреля, 12 часов 16 минут.
— Я хочу, чтобы это было зафиксировано, — резко произнес бывший судья Рикард Францен. — Чтобы мое мнение было отражено во всей полноте. Как вы, красавица моя, вообще осмелились прийти сюда после того, что сотворили ночью с моим сыном?
— Мы очень сожалеем о случившемся, но вы могли бы просветить нас, что у вас есть сын, что у него есть ключи и что он может ворваться в дом посреди ночи с белыми следами кокаина на носу.
— Я никогда не думал…
— Первый вопрос. Одного из членов ордена Мимира, не входившего в орден Скидбладнира, зовут Георг Хуммельстранд. Вы его знаете?
— Георга? Конечно.
— Как он отнесся к отделению ордена Скидбладнира?
— Не совсем позитивно. Вы хотите сказать, что продолжаете расследовать линию ордена? Несмотря на Карлбергера?
— А откуда вы это знаете? Эта информация не обнародована.
— Черт возьми, у меня могут быть свои каналы! Это же приведет вас в тупик!
— Расскажите о Хуммельстранде.
— Он был очень возмущен. Для него устав ордена Мимира являлся непреложным законом, а нас он считал предателями. Он принадлежал к маленькой ненавидящей нас группе, именно из-за нее я поверил, что могу стать следующей жертвой.
— Назовите еще имена.
— Оскар Бьеллерфельдт, Нильс-Оке Свэрд, Бенгт Клинт, возможно, Якоб Рингман.
— В чем состояли ваши разногласия? Конкретно?
— В деталях ритуала. В высшей степени тайных. Особенно для женщин.
— Правда, что тогдашний инспектор отдела по борьбе с наркотиками Стокгольмской полиции Ян-Улов Хультин в 1978 году задержал Рикарда Францена-младшего за хранение и распространение наркотиков и, настойчиво преодолевая серьезное сопротивление, добился того, чтобы ваш сын был арестован и предстал перед судом, однако Верховный суд Швеции, в котором вы тогда были судьей, освободил его из заключения?
— Но ведь не я рассматривал дело своего сына!
— Этого никто и не утверждает. Правда ли также то, что Хультин после этого дела был переведен в полицию Худдинге?
На мгновение воцарилась тишина. Йельм вспомнил, как резко Хультин вздернул бровь. На заднем плане послышался слабый голос Францена:
— Не думал, что Хультин будет болтать… Ну что ж, это дело было совершенно ясным и прозрачным. Моего сына освободили. Доказательства его вины рассыпались в прах.
— Хультин мне ничего не сообщал. Я сама прочитала дело. В нем есть некоторые примечательные детали. С тех пор Рикарда-младшего десятки раз ловили с поличным и отпускали.
На пленке послышался грохот, и звук исказился. Судья Францен произнес громким, дрожащим и удивительно странным голосом:
— Я думаю, вам стоит поискать себе новую работу, юная дама. Могу вам кое-что предложить.
— Отдайте диктофон, господин судья, — спокойно произнесла Черстин Хольм.
Йельм осторожно постучал и вошел. Нюберга не было. Хольм все еще сидела на своем месте, слушала записи и печатала на ноутбуке. В комнате было совершенно темно. Она взглянула на него и сняла наушники.
— Да? — произнесла она тем же спокойным тоном, каким говорила «отдайте диктофон, господин судья» несколько часов назад. Время было уже очень позднее.
Йельм положил ей на стол стопку кассет и легонько кивнул.
— Безнадежно, — сказал он. — Но Францен — это настоящий сюрприз.
— Наверно, это было глупо…
— Ты пошла к нему, чтобы немножко напугать?
— Все эти годы он снабжал своего сына деньгами на наркотики и столько раз вытаскивал его из камеры, что стал притчей во языцех в тюремных коридорах. Больше он не сможет перейти «мост вздохов».
Йельм присел на край стола. «Мост вздохов» — так назывался подземный переход между Полицейским управлением и зданием Суда, по которому, опустив голову, уже без малого сто лет шагали узники.
— Ты чертовски хорошо работаешь, — сказал он.
— Удалось ли тебе избавиться от шаблонов? — спросила она.
— Я еще никогда не чувствовал себя настолько потерянным…
— Я понимаю, о чем ты. Появляется основная нить, ты, конечно, хватаешься за нее и начинаешь разматывать, а тут, словно побеги из ствола, лезут все новые и новые. И до самого ствола никак не добраться. Может, человек — всего лишь сплетение всего вторичного и случайного? Как знать?
Черстин Хольм выключила компьютер, потянулась и сказала в темноте:
— У тебя прыщ на щеке.
— Это не прыщ.
Глава 14
Они выбежали из подвала. Они выскочили из стандартного серого автофургона и беззвучно направились к лестнице. В натренированных руках они держали маленькие автоматы.
Они открыли дверь и стали гуськом подниматься по каменным ступеням. Они передвигались