руками жар загребает' — поговорки; та и другая говорит только, что это самотник, который заботится о себе, не щадя других. Но скажите: 'Чужими руками жар загребать легко'; 'Сваливать с больной головы на здоровую не накладно'; 'Одного сукна епанча не рознится'; 'Одной руки пальцы, и кость одна' и пр., и все это будут пословицы, заключая в себе полную притчу.
Приговорка или пустоговорка, которую также иногда зовут поговоркой — это изречение, иногда одно слово, часто повторяемое, приговариваемое, без большого толку и значения, а по местной или личной привычке: говорит, взял, вземши; оченно хорошо это самое дело; тово-воно как-оно. В сказках таких условных приговорок много: 'Скоро сказка сказуется, не скоро дело делается'; 'Близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли'; 'За тридевять земель, в тридесятом государстве' и пр. Как простые, так и сказочные пустоговорки иногда обращаются в пословицу, заключая в себе условный смысл; например: 'Я бы и тово, да, вишь, жена-то не тово; ну, уж и я растово'; о пустом, грозном начальнике: 'Проскакал выше лесу стоячего, ниже облака ходячего'; о строгости и непотачке кому: 'Он тише воды, ниже травы стал' и пр. С другого конца, переходя в набор складных слов, приговорки сливаются с прибаутками.
Присловье весьма близко к прозвищу, но относится не к лицу, а к целой местности, коей жителей дразнят, бранят или чествуют приложенным к ним присловьем. Оно иногда состоит в одном только слове: 'Рязанцы синебрюхие'; 'Ярославцы белотельцы'; 'Вятичи слепороды'; иногда же в целом изречении, прибаутке, прибасенке: 'Пенжане свою ворону в Москве узнали'; 'Ты чей, молодеч? — Зубачевский купеч. — А где был? — В Москве, по миру ходил'. Последнее присловье уже весьма близко к пословице, а другим придано и вовсе пословичное значение: 'Чухломский рукосуй: рукавицы за поясом, а других ищет'. Присловье: 'Бежечане и колокольню рожком подбили', встряхивая об нее мимоходом табак, иногда употребляется в том же значении, как 'Капля камень долбит'.
Скороговорка, чистоговорка — слагается для упражнения в скором и чистом произношении, почему в ней сталкиваются звуки, затрудняющие быстрый говор; но многие чистобайки заключают в себе также пословицу: 'Нашего пономаря не перепономарировать стать', человека не переделаешь; 'Рапортовал, да не дорапортовал, а стал дорапортовывать, зарапортовался', все невпопад, неудачно; 'Стоит поп на копне, колпак на попе, копна под попом, поп под колпаком', то есть все одно и то же.
Прибаутка, пустобайка не совсем ясно или не одинаково определяется; самое название — пустобайка — показывает, что она может быть иногда и то же, что пустоговорка, а об остряке своего рода говорят, что он знает много прибауток. Иные называют так целый ряд поговорок и приговорок, сложенных складно, без большого смысла; сюда относятся ямские прибаутки, также сбитенщиков, коих теперь уже почти не стало, пирожников и пр. Эти прибаутки также нередко переходят в пословицы: 'По всем по трем, коренной не тронь: а кроме коренной, нет ни одной'; 'Лошади чужие, кнут не свой — погоняй, не стой'; 'Ешь пироги, а хлеб вперед береги'; 'Поливай, кубышка, не жалей хозяйского добришка' и пр. Прибауткою же называют сказочные прикрасы: 'Не по дням, по часам растет, как пшеничное тесто на опаре киснет'; 'Конь бежит, земля дрожит, полымя из ноздрей, хвостом след устилает, долы, реки промеж ног пускает' и пр. И эта болтовня принимает иногда пословичное значение, если применяется к какому-либо известному случаю. Прибаутками, байками, присказками называют и поговорки и пословицы, вовсе непонятные, если не знаешь прибаски, от которой они вышли; и эти-то прибаутки никак нельзя отделить от пословиц. Иные понятны по себе: 'Тит, пойдем молотить! — Брюхо болит.
— Тит, поди кисель есть! — А где моя большая ложка?' 'Кто украл пирожок?
— Не я. — А кому дать еще? — Мне'. 'Жена, а жена, любишь ли ты меня? Аль не любишь? — Да. — Что, да? — Ничего'. Другие требуют объяснений: 'Хорошо-то мед с калачом'; к этому прибавляют: 'А ты едал? — Нет, не едал; да летось брат в городе был, так видел, как люди едят'. 'Знаешь толк, как слепой в молоке': вожак покинул на время слепого. 'Где был? — Да вот молока похлебал. — А что такое молоко? — Белое да сладкое. — А какое такое белое? — Как гусь. — А какой же гусь?' Вожак согнул локоть и кисть клюкою и дал ему пощупать: 'Вот какой. — А, знаю', — и по этому слепой понял, какое бывает молоко. Сюда же относятся: 'Так-то так, да вон-то как'; 'Слава богу, лапоть поспел'; 'Еще один казак остался'; 'Радуга ушат воды выпила'; 'Попал, как черт в рукомойник' и пр. К прибауткам же можно причесть и поговорки, иногда пословичные, с обоюдным смыслом, игру слов: 'Я в лес (влез), и он в лес; я за вяз (завяз), и он за вяз'.
Пословичные поговорки о приметах, поверьях, житейские и хозяйские правила, одетые, для памяти, в такую же одежду, куда входит и народный месяцеслов, где каждому чем-нибудь замечательному в быту народному дню дано свое название и приложены разные поговорки, правила, изречения, — все это, насколько удалось мне собрать, также вошло в сборник. Божба, проклятия, пожелания, приветы, высказанные в виде поговорок, отчасти включены сюда же, но их набралось немного, как вообще некоторые разряды у меня очень не полны и вся надежда на будущих собирателей. Русские застольные, заздравные пожелания, что ныне тосты, частою старинные, частию известные и поныне в купеческом кругу, по заглушьям, очень хороши, но и их у меня набралось немного, а желательно бы собрать и сохранить их побольше.
В пословице можно различать одежду внутреннюю и внешнюю; первая относится к риторике, вторая — до грамматики и просодии. Грамматика не только могла бы и должна бы многому научиться у пословиц, но должна бы быть по ним, во многих частях своих, вновь переверстана. Частое непонимание нами пословицы основано именно на незнании языков, тех простых, сильных и кратких оборотов речи, которые исподволь утрачиваются и вытесняются из письменного языка, чтобы сблизить его, для большей сподручности переводов, с языками западными. Кто бы взялся рассмотреть пословицы и поговорки в этом отношении, тот написал бы претолстую и преполезную книгу.
Пословица большею частию является в мерном или складном виде: редко правильным метрическим стихом, то есть со счетом долгих и коротких слогов, потому что такой размер народному языку вообще чужд; еще реже и, кажется, только случайно найдется размер силлабический, то есть простой счет слогов, дело, нам вовсе чужое; но весьма часто в русском размере, в тоническом, как песенном, с известным числом протяжных ударений в стихе, так и сказочном, с рифмою или красным складом.
-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-
БАБА — ЖЕНЩИНА
Волос глуп — везде растет.
Женские умы — что татарские сумы (переметны).
Баба, что глиняный горшок: вынь из печи, он пуще шипит.
Собака умней бабы: на хозяина не лает (о брани).
Добрая кума живет и без ума.
Бабьи хоромы недолго живут (стоят).
Бабьи города недолго стоят (а без баб города не стоят).
Перекати-поле — бабий ум (известная трава, которая катится полем по ветру).
Семь топоров вместе лежат, а две прялки врознь.
Две косы и рядом, и в кучке, а две прялки — никак.
Смирен топор, да веретено бодливо.
Бабий кадык не заткнешь ни пирогом, ни рукавицей.
Бабий язык, куда ни завались, достанет.
Вольна баба в языке, а черт в бабьем кадыке.
Бабий ум — бабье коромысло: и криво, и зарубисто, и на оба конца.
Бабе кровь проливать не годится (от обычая, что бабы не колют птиц).
Баба бредит, да черт ей верит.
