— Э-э-э… ну ты, конечно, можешь просто скачать песни в Сети, — поправился инспектор.
— Ваш сын рассказал, что у Акселя Гленне есть брат-близнец.
Хозяйка подлила всем кофе.
— Они не поддерживали отношений уже много лет. Бреде то ли алкоголик, то ли наркоман, не знаю точно. Он постоянно кочует из одного медицинского заведения в другое.
— Мальчик говорит, что никогда с ним не встречался.
— Вообще-то, и я тоже.
Брови Викена непроизвольно полезли вверх.
— Больше чем за двадцать-то лет?
— Связь между ними прервалась, когда они были еще подростками. Бреде больше не захотел видеть Акселя. Ревность и все такое прочее. Аксель добился успеха в жизни, а Бреде и не пытался его достичь.
— Значит, вам неизвестно, похожи ли они друг на друга?
— Они однояйцевые. И к тому же я видела Бреде на детских фотографиях. Их невозможно различить.
— Можете показать мне какие-нибудь фото?
— Это детские фотографии, но, послушайте, вы же так и не объяснили, почему вы…
Женщина замолчала, встала и вышла в соседнюю комнату. Слышно было, как она там открывает ящики. Она вернулась, неся в руках три фотоальбома:
— Вот пожалуйста, только вы уж извините меня, я что-то не в настроении предаваться воспоминаниям вместе с вами.
— Да ничего, пожалуйста.
Фотографии были отпечатаны с цветной пленки. Краски поблекли и покрылись золотистой патиной. Запечатлены были походы на пляж и празднование Дня независимости, 17 мая. На снимках были женщина со светлыми волосами, заплетенными в косу, и мужчина, на вид гораздо старше, который показался Викену знакомым.
— Родители Акселя, если я правильно понимаю.
Вибека Гленне склонилась над столом:
— Да, верно. Он старше ее на двадцать лет. Он был видным деятелем движения Сопротивления, а позже адвокатом Верховного суда.
— Торстейн Гленне? — сообразил инспектор, раздосадованный тем, что ему это раньше не пришло в голову. — Так ваш муж — сын Торстейна Гленне?
Он стал листать альбом дальше, на одной из страничек задержался подольше. Фьорд и нагретые солнцем скалы.
— А где сделаны эти снимки?
Хозяйка бросила взгляд на фото:
— На даче. Это летний дом в Ларколлене. Мы до сих пор там отдыхаем.
Викен прищурился:
— Летний дом? А подвал там есть?
— Ну да. Господи, и зачем вам это знать?
Инспектор не ответил.
— И как давно у вас этот дом? — поинтересовался он.
Вибека Гленне задумалась:
— Да он уже давно принадлежит их семье. Там прошло еще детство Торстейна Гленне, как я понимаю. То есть это с двадцатых или тридцатых годов.
— А это Аксель или Бреде?
Викен приподнял альбом, чтобы ей было лучше видно.
— Аксель, — твердо заявила она.
— А где здесь Бреде?
Она показала на снимок пониже на той же странице.
— Но они же абсолютно одинаковые, — воскликнул полицейский, — у них даже купальные трусы одинаковые! Как вы можете быть уверены?
— Муж мне рассказал, кто здесь кто.
Викен пролистнул дальше. Отец, мать и один из близнецов.
— А что, нет снимков, где они вместе? — удивился он.
— То есть как это?
— Фотографий близнецов — пруд пруди, но нет ни одной, где бы были оба сразу.
Женщина, похоже, растерялась:
— А какое значение это может иметь?
— Да, действительно. Наверное, никакого. А с кем вы разговаривали о Бреде?
— С кем разговаривала? Да, собственно, только с Акселем и разговаривала.
— Вы хотите сказать, что вы никогда не слышали, чтобы его родители или еще кто-нибудь из родственников что-нибудь говорил об этом втором близнеце?
— Бреде отослали из дому, когда ему было пятнадцать лет. По словам мужа, жить с ним под одной крышей стало просто невыносимо. Он никому не подчинялся. В семье Акселя об этом никогда не говорили, Бреде был и остается табу. Муж запретил мне упоминать его имя в присутствии других.
— И что, родители отослали из дому своего пятнадцатилетнего сына и больше не желали его видеть?
— Семья у Акселя не совсем обычная. — Вибека Гленне сделала ударение на слове совсем. — Нельзя сказать, чтобы это были любвеобильные и душевные люди. Мне не довелось стать свидетельницей того, чтобы Астрид, моя свекровь, хоть раз проявила заботу о ком-нибудь, кроме себя самой. Внуки ее тоже абсолютно не интересуют. А старик Торстейн — он же был просто божеством. Далеким и строгим. — Немного подумав, она добавила: — Аксель не говорит об этом, но я замечаю, что его до сих пор не покидают мысли о брате. Когда он позвонил вчера, то намекнул, что надо бы его найти. Это наверняка связано с тем, что случилось, когда Бреде отослали из дому.
— И что же тогда случилось?
Она откинулась на спинку стула, скрестила ноги. Не успела она начать свой рассказ, как Нурбакк поднялся:
— Извините, мне нужно в туалет. Нет, сидите-сидите, я сам найду дорогу.
48
— Что тебе удалось разузнать, посетив туалет? — спросил Викен, когда они уселись в машину. Нурбакк заезжал через ворота на дорогу.
— Да в основном у них там то же, что и у всех, — сказал он. — Тебе ведь не нужны названия разных там шампуней, лаков для волос и кремов для лица?
— Почему, не откажусь от хорошего совета, — парировал инспектор. — А как насчет лекарств?
— Парацетамол, ибупрофен и тому подобное. И еще кое-что, с чем я раньше не сталкивался, проверю, когда вернемся.
— Врачам только дай волю, напичкают тебя всякой химией по поводу и без повода, — проворчал Викен. — Но когда дело касается своих домочадцев, они не так щедры. Ты сказал,
— Ну, наверное, не все держат в спальне, в самом дальнем углу одежного шкафа, наручники.
— Наручники?.. И в спальне?
— Я запутался во всех этих дверях, по оплошности зашел не туда.
— Ты мне об этом ничего не говорил, Арве, — ухмыльнулся Викен.
