каких-то чувствах, если нельзя вырваться из дома даже на пять минут?
В двадцать пять минут первого я поставила приготовленный ланч в духовку и спросила Флору, не хочет ли она немного прогуляться; сказала Паскаль, чтобы она приглядела за Джо, и спустилась вниз по лестнице. Я вообще не стала придумывать повода: просто вышла, дрожа как лист. Оказавшись в телефонной будке, Флора захотела сама опустить монетки, потом она села на пол и принялась изучать телефонный справочник.
Виндхэм поднял трубку почти сразу же.
– Это Эмма, – сказала я.
– Эмма, слава богу, что ты позвонила. Я сам пытался дозвониться до тебя, но трубку взял твой муж.
– Да, я знаю.
– Он узнал мой голос?
– Нет. Что случилось?
– Хуже не придумаешь. Просто не описать словами. Ты знаешь ту женщину, давшую нам деньги на театр, эту сумасшедшую, считающую себя потомком Гаррика?
– Миссис фон Блерке?
– Да. Она была на том самолете, разбившемся вчера над Атлантикой.
– Ты шутишь?
– Нет, я абсолютно серьезен.
– Они погибла?
– Если б я знал! Я пытаюсь это выяснить с одиннадцати вечера. Не представляю, что делать дальше, ни у кого нет списка спасенных, никто ничего не знает. Один к пяти, что она выжила и болтается сейчас в маленькой лодчонке посреди океана. Что же мне делать, черт возьми?
– А что ты можешь сделать?
– Что будет с этим разрезанием ленточки, шампанским и прочим?! Я сойду с ума! Если она мертва, неужели придется отложить из-за этого премьеру? Я и думать об этом не могу.
– Бедный Виндхэм…
– Думаешь, она прибудет под' занавес? Это безнадежно.
– Сколько ей?
– Шестьдесят. С хвостиком. Бедная женщина, она была такая милая, ей так хотелось познакомиться с Ее Высочеством. Какой ужасный случай…
– У меня не было знакомых, с которыми происходили бы несчастные случаи…
– Да? У меня есть такие. Но впервые подобное так близко меня касается.
– Могу я как-то помочь тебе, Виндхэм?
– Нет. Просто мне хотелось поделиться с тобой. Я здесь волнуюсь о горстке людей из «Кто есть Кто», а она болтается где-то в океане…
– Сколько человек в курсе?
– Только те, кто знал, на каком она самолете. Администрация, Сэлвин. Кажется, из труппы – никто.
– Ты можешь просто сказать, что ее приезд откладывается?
– Может быть. Мы увидимся сегодня вечером? Ты приедешь или ты такая примерная женушка, что не захочешь меня видеть?
– Я приеду, я не настолько примерная.
– Прекрасно. Хочешь, чтобы я прислал тебе цветы? Бутоньерку, как говорится? Я всем их посылаю, поэтому и тебе могу. С запиской якобы от твоего любящего дядюшки? Тебе понравится?
– Это совершенно неуместно.
– Очень жаль. Я мог бы перезвонить цветочнику. Для Натали Винтер уже готовы азалии в огромном горшке. На прошлом моем спектакле я послал ей букет каких-то невероятно крупных оранжевых цветов, и она прибыла на вечеринку с пристегнутым к платью букетом. Само платье было светло-вишневого шелка. По крайней мере, азалию ей пришпилить не удастся, разве что вместе с горшком… Мне следует послать родственникам миссис фон Блерке венок. Как ты думаешь, «Интерфлора» осуществляет поставки в Бостон?
– Виндхэм, мне пора идти.
– Куда?
– На ленч.
– Хорошо. Увидимся. Приятного аппетита. Спасибо, что выслушала.
Флоре не хотелось оставлять справочник: она вырывала из него страницы. Всю дорогу домой она кричала: «Книга, книга», и я была рада, что большего она еще не могла сказать. Когда мы вернулись, Дэвид спросил:
– Где вы были? Я ответила:
– На почте.
