ручками. Он подумал, что лавки в парке наверняка мокрые, и пакеты пригодятся.
Вторая проблема оказалась сложнее. Используя математическую терминологию, ее следовало назвать менее тривиальной, но на самом деле она была именно таковой. Холодный ветер вступил в простую реакцию с литром выпитой активной жидкости, и сразу захотелось в туалет. Выйдя из продуктового павильона, Андрей прежде всего поискал взглядом желтую букву «М» на шесте. О новой расшифровке титульной буквы американского ресторана быстрого питания Андрей узнал от Костыля. Как-то после работы прогуливались по Москве, пили пиво и, естественно, захотели в туалет. Тут-то Костыль, показав на шест с буквой «М», и сказал: «Так вон же написано!» Андрей не сразу понял, а когда понял, так смеялся, что едва не приключился с ним детский грех.
Сейчас «Макдоналдса» поблизости не было. Андрей тяжело вздохнул. Более привычные подворотни в поле зрения также отсутствовали. Одну сторону улицы опоясывал глухой бетонный забор, на противоположной стояла сомкнутая фаланга старых многоэтажных домов, с богатыми магазинами на первых этажах.
— Что такое? — спросила Василиса.
— Да так, — сказал Андрей и направился в сторону парка, пытаясь вспомнить, где бы еще можно было улучшить физическое состояние.
Единственным подходящим местом оказался театр. Точнее, не сам театр, хотя и мелькнула на секунду мысль о том, что можно попробовать проникнуть внутрь, а небольшой кусок земли вокруг театра. Оставив Василису ненадолго в одиночестве, скрашенном банкой «Отвертки», Андрей обошел театр, спрятался за жидкими кустами и, надеясь, что милицейский патруль, если появится поблизости, его не заметит, справил нужду. На стене напротив него, которую он по привычке обшарил глазами, застегивая ширинку, черным фломастером было написано: «Зачем». Андрею уже доводилось видеть такие граффити и возле института, и возле работы, и еще в паре мест. Каждый раз, наткнувшись на претенциозную надпись, он жалел о том, что не носит с собой маркер, потому что сильно хотелось приписать рядом: «Затем».
Через пять минут оказались в парке. Вскоре совсем стемнело, и Андрей подумал, что теперь с туалетом будет намного проще.
— И что? — спросила Василиса, глядя на Андрея блестящими от алкоголя и света ближайшего фонаря глазами.
— Да ничего. — Андрей допил коктейль, развернулся и опустил банку в стоявшую рядом со скамейкой урну. Потом достал из кармана сигареты и закурил.
— Как ничего? — спросила Василиса. На лице ее выступило такое искреннее непонимание, что Андрею стало немного страшно из-за собственной удаленности от мира.
— Так, — сказал он, посмотрев на пруд. — Ушли все, мы вдвоем остались. Она пошла на кухню посуду мыть, а я минут пять посидел. Радио послушал и домой пошел.
— И все? — спросила Василиса.
— И все, — сказал Андрей.
— А она что же? — спросила Василиса.
— Ничего, — сказал Андрей, взглянув на небо.
— Эх, — сказала Василиса. — Дура. Я бы тебя не отпустила.
Андрей хотел было защитить свою школьную любовь от незаслуженного обвинения, но Василиса, прежде чем он успел открыть рот, решила подтвердить свой тезис и, схватив его за шею, стала целовать. Только через пару минут они вернулись в исходное положение.
— Прохладно, — сказал Андрей, поежившись. По губам его ползала глупая пьяная ухмылка, а внутри что-то жгло, и он понял, что это горят те самые трубы, о которых он столько слышал в детстве.
— Да уж, — согласилась Василиса.
Решение выпить оказалось удивительно верным. Впрочем, Андрей в этом нисколько не сомневался. Мыслительный процесс не то чтобы упростился, но стал более цельным, словно куст, аккуратно постриженный садовником и принявший культурную форму. Малопонятные сомнения отпали, деструктивная рефлексия больше не тревожила душу. В таком состоянии Андрей легко поддерживал затеянную Василисой беседу, суть которой сводилась к подробному освещению интимного прошлого. Если раньше подобные разговоры вызывали в сердце Андрея мучительное жжение, то сейчас они не генерировали никаких эмоций, словно бы речь шла о погоде или последних новинках музыкального рынка. Андрей вежливо подхихикивал Василисе, когда она, улыбаясь и глядя Андрею в глаза, рассказывала о своем первом минете; пару раз цокнул языком, когда речь зашла о небогатом, но ярком гомосексуальном опыте; а после того, как Василиса, потупив взор, спросила, не пробовал ли он секс втроем, Андрей смеялся очень долго, до слез и икоты.
Внешний мир изменился так же, как и внутренний. Андрей хорошо помнил, что первое посещение парка вызвало у него весьма сложные переживания. Сидевшие тогда на соседних лавочках парочки рождали мучительную зависть, оптимистичный матерок Никиты наполнял верой в человечество, знойный вкус портвейна будил желание сделать что-нибудь полезное, а догоравший в ветвях деревьев майский закат будил в душе светлую тоску по прекрасному и несбыточному. Сейчас все эти раздражители отсутствовали. Плохая погода распугала не только гуляющих, но и охранников, и в подсвеченной белыми ртутными фонарями темной пустоте парка Андрей и Василиса были одни. Только иногда из дальнего угла парка долетал молодой задорный хохот. Поначалу он казался сигналом опасности, но после того как банка с коктейлем опустела примерно наполовину, превратился в малозначимый элемент звуковой панорамы. Подпертый фонарями и деревьями туман приглушал цвета и звуки. Пруд было видно совсем плохо. Лебеди куда-то исчезли, и только у самого берега дремали меланхоличные утки. Все это рождало тупое спокойствие.
В общем, обстановка была самая позитивная и почему-то целомудренная, несмотря на то, что частые прикосновения губ Василисы рождали естественное шевеление в штанах. Так или иначе, вызрело решение выпить еще и заодно прогуляться.
— Пойдем, что ли, — сказал Андрей, бросив окурок в урну.
— Куда? — спросила Василиса.
— Ну, в сторону Цветного, — сказал Андрей.
— А это далеко? — спросила Василиса.
— Нет, — сказал Андрей. — Минут десять.
— Слушай, — сказала Василиса, когда они встали с лавки, оставив после себя два смятых пакета, — а у друга твоего свободно сегодня?
Андрей посмотрел на Василису и, сам не зная почему, решил соврать:
— Нет. Было бы свободно, разве сидели бы тут.
— Понятно, — сказала Василиса.
На ее лице отразились одновременно сожаление по поводу того, что у друга занято, и радость от того, что они не стали бы тут сидеть в противном случае. Андрею это показалось забавным. Он улыбнулся и в первый раз сам поцеловал Василису.
Дорога от парка до Цветного бульвара проходила по темным безлюдным местам, разжиться алкоголем здесь было негде. По пути они миновали памятник адмиралу Ушакову, устало разглядывавший несущиеся мимо машины, потом прошли через темный сквер, где Андрей в очередной раз справил малую нужду. Потом шли мимо реставрируемого дома по деревянной галерее. У выхода из галереи им встретилась группа грустных узбекских строителей, которые, видимо, ждали автобуса после завершения нелегкой трудовой вахты. Потом был еще один парк и бюст генерала времен Великой Отечественной войны, фамилия которого не ассоциировалась с изученными в школе громкими победами русского оружия. Василиса почти всю дорогу рассказывала о недавнем своем знакомстве с мальчиком, оказавшимся лейтенантом ФСБ. Мальчик упорно настаивал на анальном контакте, но Василиса так и не согласилась. Как оказалось, эта форма любви ей совершенно незнакома и чужда. Андрей уже привычно кивал и вставлял короткие реплики. Он ненадолго задумался над тем, как будет Василиса потом представлять его новому своему спутнику. Однажды у меня был парень, который не помнил, как со мной переспал.
Он настолько свыкся с тем, что слова Василисы не требуют развернутых ответов, что слегка растерялся, когда, уже совсем недалеко от Цветного бульвара, она вдруг поинтересовалась его музыкальными вкусами. Они как раз нырнули под широкую эстакаду. Кусок дома, видневшийся впереди, был
