— Ну что? — спросила Василиса.
— Да что-то не подошел, — сказал Андрей.
Василиса весело засмеялась. Звук этот показался Андрею удивительно чистым и приятным. Чувство внутренней пустоты пропало. Он улыбнулся, они отнесли свитер на место, потом пошли к выходу.
Путь был совсем коротким, и Андрей специально шел медленно, чтобы растянуть удовольствие. Он смотрел по сторонам и что-то — сам толком не замечая что — говорил по поводу окружавших их манекенов и длинных рядов одежды. Переживания были настолько сильными, что казались совсем новыми. Если раньше ощущения аккумулировались в сжимавших маленькую банку пальцах, то теперь они распространились на гораздо большую поверхность. Андрей почувствовал, как разом вспотели подмышки и промежуток между лопатками, как нагрелась грудь и остыл живот. Даже стало немного обидно из-за того, что рядом не было охранника или хотя бы продавщицы, взгляд которых мог вызвать новую гормональную бурю. Но и без этого было очень хорошо — ярче засияли висящие под потолком лампы, четче выделялись на фоне вечной тишины звуки. Когда Василиса смеялась очередной шутке, по телу пробегала приятная дрожь.
Они вышли через неработающую кассу, преодолели последние несколько метров магазина и оказались на крыльце.
Ни машин, ни пешеходов видно не было, и от этого полностью утратившие функциональность фонари казались частью какой-то большой гирлянды.
Андрей несколько раз глубоко вдохнул и широко улыбнулся. Что-то упиралось в его живот. Он вспомнил про вешалку и достал пластмассовые плечи из-под крутки. Близость магазинных дверей не казалась опасной.
— Ну как? — спросил он, повернувшись к Василисе.
Она улыбалась — удивительно ярко и искренне.
— Круто! — сказала Василиса.
— На, — сказал Андрей, протянув Василисе вешалку.
— А мне она зачем? — спросила Василиса.
— Не нужна? — спросил Андрей.
— Нет, — сказала Василиса.
— Хорошо, — сказал Андрей.
Он бросил вешалку в сугроб рядом с крыльцом, обнял Василису за талию, и они долго целовались.
— Слушай, а у Никиты что сегодня? — спросила Василиса.
— У Никиты? — переспросил Андрей. — Не знаю.
— К нему хочу, — сказала Василиса. Она дышала прерывисто, словно только что бежала. — Очень.
— А знаешь что? — спросил Андрей. В голову ему пришла простая и совсем неожиданная мысль.
— Что? — спросила Василиса.
— А поехали ко мне, — сказал Андрей.
— Так у тебя, наверное, родители дома, — сказала Василиса.
— Ну и что, — сказал Андрей. — Во-первых, у меня комната свободная, во-вторых — они спать рано ложатся, а в-третьих…
Он сделал паузу.
— Что в-третьих? — послушно спросила Василиса, по-прежнему улыбаясь.
— В-третьих — их не будет утром и днем завтра.
— Поехали, — сказала Василиса. — А долго?
— Часа полтора-два, — сказал Андрей. — Погуляем еще, город тебе заодно покажу.
— Отлично, — сказала Василиса.
Они спустились с крыльца и пошли к метро.
Лес кончался, и через поредевшие шеренги елей уже пробивался свет уличных фонарей, разом лишивший лунное сияние сочности и эмоциональности. Впереди Андрея ждало небольшое потрясение. На выходе из леса стояла лавочка. Несмотря на морозную погоду и позднее время, она сумела стать центром темной компании, разбрасывавшей вокруг себя нехороший смех. Первые волны веселья коснулись ушей Андрея, когда лавочка была еще не видна. Он остановился и прислушался.
— Что? — спросила Василиса.
— Тихо, — сказал Андрей.
Впереди снова засмеялись. На душе стало как-то муторно, но все равно надо было идти. Андрей медленно двинулся вперед, стараясь успокоить себя мыслью о том, что они с Олегом тоже иногда сидели на этой лавке и издавали похожие звуки, не представляя, тем не менее, никакой реальной угрозы прохожим.
— Ну что? — спросила Василиса.
— Нет, ничего, — сказал Андрей. — Показалось.
— Понятно, — сказала Василиса.
Андрей подумал, что она на самом деле все понимает, и вспомнил, как Никита однажды сказал, что девчонки специально ищут опасные места, чтобы посмотреть, как их парни дерутся. От этой мысли стало совсем нехорошо. Андрей покосился на Василису. Она сразу заметила движение его головы, повернулась, улыбнулась и спросила:
— А что мы родителям твоим скажем?
— Да ничего, — сказал Андрей. — Моя комната.
Василиса усмехнулась и спросила:
— Но они как, рады будут?
— Не знаю, — сказал Андрей.
Наконец лавочка появилась в поле зрения. Она стояла под елью, и разглядеть людей вокруг нее толком не удалось. Видны были только темные тени и стайка сигаретных огоньков. Андрей пошел вперед, не сбавляя шага.
Он никогда не любил драться. Причем, как любой, кто не умеет этого делать, боялся не столько физической боли, сколько неизбежного унижения. А еще он боялся, что, если кто-то что-то скажет, он не сможет ничего сказать в ответ. Или сможет, а потом оплошает в бою. В общем, в душе его распустился букет стандартных для такой ситуации мыслей. По телу снова покатилась адреналиновая волна, но на этот раз возникшая дрожь не казалась приятной.
И только когда до лавочки оставалось метров десять, в голову пришла совершенно очевидная мысль о том, что движение мимо пьяной компании ничем не отличается от налета на магазин. Такой же риск оказаться в неприятной ситуации, только вызванный не собственным желанием, а внешней необходимостью. Но, как сказал великий, свобода — это осознанная необходимость. Последнее соображение несколько изменило ситуацию. Андрей почувствовал себя увереннее. Вроде бы мыслью нельзя было защититься от неблагоприятного влияния окружающей среды. Вроде бы было нельзя, но они прошли последние метры леса без приключений. Казалось, компания под елкой даже не заметила их.
По дороге к автобусной остановке, пока свежий адреналин медленно вымывался из крови, Андрей думал о том, поменял ли он что-то мыслью, или ему просто повезло. Думал он об этом еще некоторое время, пока ждали автобус, но потом Василиса, решив как-то скрасить ожидание, прикоснулась ко рту Андрея прохладными губами, и вектор его мыслительного процесса радикально поменял направление.
До дома добрались только в одиннадцать. В квартире было почти тихо, только из-под дверей папиной комнаты сочился перемешанный с темнотой храп, а от мамы летел подсвеченный ночником шорох страниц. Сняв ботинки и пуховик, Андрей оставил Василису раздеваться в прихожей, зашел в мамину комнату, откашлялся и сказал:
— Привет! Я сегодня не один.
— А с кем? — спросила мама, опустив руку с цветастым детективом на одеяло. В голосе ее было скорее любопытство, чем удивление, как всегда происходит, когда в мозг поступает по-настоящему
