форму, рот открылся, и между остатками губ стали видны осколки зубов.
— Все? — снова спросил Олег.
Андрей присел на корточки. В руке у него был клубный вариант «розочки» — ручка кружки с острыми осколками. Прищурившись, как хирург, удаляющий гланды, он дважды ткнул Диму в горло и сказал:
— Думаю, теперь все.
В этот момент в кармане Димы зазвонил мобильный телефон.
Андрей посмотрел на Олега.
— Можно, — сказал Олег, пожав плечами. — Наверное.
Андрей сунул руку в карман Диминого пальто, достал трубку, нажал кнопку ответа и сказал:
— Да.
— Нет, — сказал Андрей. — Не думаю.
— Ну потому, что я его только что убил, — сказал Андрей.
После этого он нажал отбой и с силой швырнул телефон в стену дома. Телефон разбился.
— Думаю, нам пора, — сказал Олег.
— Да, — сказал Андрей. — Пожалуй.
Они поднялись и побежали — легко и быстро, так, как бегают только те, кого нельзя догнать.
Где-то вдалеке выла милицейская сирена. Видимо, ловили преступников.
Ответ
— Идиот, — сказала Марина, но в трубке уже бились короткие гудки.
Марина недолго смотрела в окно, пытаясь осмыслить услышанное, потом снова набрала номер, решив, что в первый раз просто ошиблась. В трубке что-то скрипнуло, и механический женский голос произнес фразу, впоследствии широко разошедшуюся в народе.
Марина задрожала. Сама не понимая почему, она чуть было не расплакалась. Потом взяла себя в руки и позвонила Светке. Светки дома не было.
Марина положила трубку, побродила по комнате, что-то бормоча, потом быстро переоделась и вышла в прихожую.
— Ты куда? — спросила мама, появившаяся в прихожей, когда Марина застегивала сапоги.
— Пройдусь, — сказала Марина. — Я недолго.
Мама вздохнула и вернулась в комнату.
Марина действительно гуляла недолго. Обошла пруд. Покурила. Подышала свежим воздухом. Вернувшись домой, она еще дважды набирала номер Димы — сначала мобильный, потом домашний. Но никто так с ней и не поговорил.
Не удалось ей дозвониться и в воскресенье. О том, что случилось, она узнала только в понедельник, когда позвонила Диме домой и наткнулась на его брата.
После этого разговора она действительно заплакала. Плакала она долго и беззвучно, даже не пытаясь вытирать слезы. Плакала оттого, что осталась совсем одна. Оттого, что теперь никто никак не поможет. Оттого, что ничего нельзя вернуть и изменить. Оттого, что все закончилось.
Эпилог
…как у всякого разумного человека, похожая на многослойный коктейль, в цветах флага экзотической страны. Роль легкого ингредиента выполняло неприятие радостной готовности людей покинуть родной дом, замешанной на жгучей ненависти к будничной жизни и мучительном ожидании отпуска. Более тяжелой составляющей были чисто бытовые ощущения — обильное потоотделение, зуд от комариных укусов, обострявшаяся бензиновая вонь городских улиц. На самом дне плескались детские воспоминания, когда на все лето приходилось ездить к бабушке, и власть старшего брата становилась неограниченной… Впрочем, в этом году испытываемые эмоции лучше всего было сравнить с «Кровавой Мэри». Наверху — едко-светлое осознание того, что и этим летом не удастся влиться в общемировой праздник. Внизу — солено-красное понимание того, что теперь подключение к какому бы то ни было празднику едва ли возможно. Конечно, и эти две составляющие можно было долго и подробно анализировать, но нужды в этом не было никакой. Хватало того, что провожать Олега невыносимо…
…обычно: обострение чувства одиночества, ожидание отключения горячей воды и неприятное предвкушение визита вежливости к бабушке. Впрочем, теперь все было гораздо проще и хуже: мучила мысль о том, что поездка на теплый соленый берег могла бы все изменить, и не замечаемое раньше безденежье вдруг оборачивается такой безнадежностью. В общем, провожать Светку не было никакого желания.
…показалось знакомым. Знакомыми показались не только лицо и одежда, действительно, как выяснилось, виденные много раз. Знакомым показалось выражение лица. Не сиюминутная эмоциональная рябь, сопровождающая каждое душевное движение, а общее строение мимики, отражающее основы душевного склада. Впрочем, это он думал потом. А тогда он просто подумал: «Почему бы и нет. Делать-то нечего», и это…
…не особо удивило. В конце концов, мимо нее каждый день проходили сотни людей, внешность которых отпечатывалась в подсознании, и ощущение «где-то уже видела», запаянное французами в три простых слога, в последнее время стало привычным. Удивило — и даже слегка напугало — то, что знакомым показался голос. Причем странно знакомым, словно раньше она слышала его в несколько искаженном варианте. Например, в трубке телефона, когда на том конце провода произносят…
…вполне стандартные слова. И после этих слов он подумал: «Если бы она знала»…
…после этих слов, как всегда в таких случаях, подумала: «Если бы он знал» — и широко улыбнулась. Выражение его лица тут же поменялось, но не так, как это бывало с другими. В его глазах появилось нечто…
…сильно похожее на улыбку Василисы. Только здесь, помимо ощущения боли и обиды, было еще что-то…
…такое, словно бы он действительно знал. То есть не знал именно про нее, а знал что-то такое, что могло помочь ему догадаться. И тут же мелькнула мысль о посетителях торгового городка на Ленинградском вокзале, ищущих…
…вещи, входящие в жизнь большинства только в качестве картинок на экране или набранных на бумаге букв. А ведь с кем-то они на самом деле происходят. И может оказаться, что человек, с которым ты разговариваешь, из числа тех, кому довелось испытать…
…переживания, которые она, сама того не зная, подарила им далекой осенней ночью. От этой мысли сначала стало страшно, но потом…
…он подумал, что и сам из таких. Вспомнил, как читал о себе — конечно, без упоминания имен — заметки в криминальной хронике. А потом подумал, что…
…нельзя отпустить его без номера телефона. Нельзя сказать, что она пришла к такому выводу. Это было неосмысленное желание. Желание сильное. И она…
…стоила того, чтобы увидеться еще раз. Впрочем, употребление финансового термина в такой ситуации всегда казалось ему оскорбительным. Он поморщился и задал соответствующий…
…вопрос. Она даже и не заметила, как разговор вывернул на практические рельсы. Все произошло
