черноволосой женщины. — А у нас водопровод из Тумнина, — ответила она.
Так мы целую неделю с удовольствием «лечились» целебной водой из знаменитой реки.
…Выступления и работа на заводах прошли успешно. И здесь появились новые друзья среди рабочих и инженеров. В механическом цехе судоремонтного завода большой успех имела прорезная фреза Чернова, поработать которой я предложил фрезеровщику, а сам занялся показом токарного инструмента. Большая часть рабочих и инженеров пошла за мной к токарному станку, но многие остались и около фрезеровщика. Через час от фрезерного станка донесся невероятный шум. Все кричали и поздравляли молодого фрезеровщика.
Что случилось? — спросил я.
— Да вот наш Коля выполнил за час двухдневное задание вашей фрезой, — сказал пожилой фрезеровщик.
Сам Коля стоял рядом и смущенно и радостно улыбался.
— Ну как, хорошая фреза? — спросил я.
— Очень хорошая, — ответил Коля, явно не собираясь снимать ее со станка.
— Ну, тогда возьми ее себе в подарок, — сказал я.
Подошел мастер и предложил Коле снять фрезу: — Давай ее мне, я закажу по ней в инструментальном цехе штук двадцать таких же.
— Не дам фрезу, — твердо заявил фрезеровщик.
Назревал конфликт.
— Я вам оставлю чертежи, и по ним вы сможете сделать такие же фрезы! — разрядил я накалявшуюся атмосферу.
— А фрезу оставьте Коле, он первый здесь ее освоил, пусть он и работает.
Не меньший успех имели накатники и метчик-протяжка.
На другом заводе мы подружились с рабочими экспериментального цеха. Здесь не было ни одного «просто рабочего» — каждый был или рационализатор, или изобретатель. Так уж, видимо, подбирались кадры в этом цехе.
После демонстрации новшеств на станках мы посвятили еще целый день ознакомлению с изобретениями рабочих экспериментального цеха. В цехе чувствовался размах. Поскольку приказом директора здесь было запрещено выполнять какие бы то ни было производственные задания, кроме экспериментальных, в цехе делали не только новые инструменты и приспособления, но зачастую и очень сложные машины, созданные самими рабочими цеха. Запомнилась машина-«краб» слесаря Лапина. Ее появление было вызвано острой необходимостью в судоремонтном деле.
Проплавав несколько лет в океанской воде, корпусы кораблей покрываются толстым слоем коррозии и наростами из разных ракушек. Это снижает скорость корабля, а в дальнейшем ржавчина вообще может проесть корпус. Поэтому через каждые четыре-пять лет корабли становятся в док и с них счищают ржавчину. Делают это пневматической бормашинкой, в которую зажата металлическая круглая щетка.
Я видел уже, как это делается на соседнем заводе. Рабочий в противогазе и специальном пыленепроницаемом костюме висит в люльке, подтянутой к днищу судна, поднятого в сухом доке, и держит в руках пронзительно жужжащую пневматическую машинку с проволочной щеткой, вокруг него вьются красноватые клубы ржавой пыли. Работа настолько тяжелая и неприятная, что найти охотников на нее с каждым годом становится все труднее, несмотря на высокую оплату. Кроме того, очистка идет очень медленно, ведь поверхность бортов и днища океанского судна, находящаяся в воде, очень велика.
И вот слесарь Александр Лапин создал машину, которая освободила рабочих от тяжелого, изнурительного труда и раз в 15 ускорила этот трудоемкий процесс. Нам показали эту машину в действии.
Представьте себе квадратную раму со стороной в 2 метра. Под рамой расположено много быстро вращающихся проволочных щеток. Рама укреплена на особом металлическом тросе, по которому она ползает как живая. Машина сама, без участия рабочего, прижимается к корпусу судна, а управление ее движением происходит по кабелю, подвешенному к тросу. Рабочий теперь находится на расстоянии 30 метров от участка работы и оттуда управляет движением машины. Работать он может в чистой одежде, без противогаза, на него не попадает пыль, ржавчина, вьющаяся вокруг машины.
— Послушай, Александр Михайлович! — сказал я Лапину. — Да ведь это же чистое изобретение, насколько я понимаю. Ты подал заявку в Комитет изобретений?
Лапин, человек лет 35, добродушно улыбнулся и ответил:
— У нас уже подавали заявки некоторые товарищи, так через год получали отказ и больше не совались в этот
комитет. Так что, думаю, и у меня ничего не выйдет.
Я как мог старался внушить Лапину веру в его детище и посоветовал начальнику отдела новой техники завода помочь составить заявку и послать в комитет.
В сравнительно небольшом городе Советская Гавань почти все жители знали друг друга. Через три дня после нашего приезда и выступлений на двух судоремонтных заводах с нами стали здороваться прохожие на улицах. Это объяснялось просто: почти все население города работало на этих двух заводах, а наши выступления в цехах не прошли незамеченными. В чужом городе, на другом конце земли, мы чувствовали себя как в родном доме. Хоть он и стоит за 10 тысяч километров от Москвы, там живут и работают наши замечательные советские люди, такие же, как в столице!
Наш отпуск кончался, а дальневосточники просили выступить еще на 10 или 12 заводах. Председатель Хабаровского отделения общества «Знание» Анна Александровна Омельчук, женщина очень энергичная и быстрая в делах, как, впрочем, и все на Дальнем Востоке, спросила у нас телефоны наших директоров и заявила, что она договорится с ними о продлении отпуска.
…И вот мы снова в Хабаровске. Анна Александровна Омельчук разговаривала по телефону с директорами наших заводов, и те согласились увеличить срок нашего отпуска еще на 10 дней. За это время надо было поработать на заводах «Дальдизель», «Энергомаш», заводе станков-автоматов и некоторых других. Оказалось, что наши новшества нужны каждому заводу и всюду просили оставить наши новые инструменты.
— Вам же легче будет добираться домой!
В конце концов мы решили оставить все инструменты в обществе «Знание» с письменным указанием, какому заводу, по нашему мнению, целесообразнее передать ту или иную новинку.
На судостроительном заводе мне поставили конкретную задачу: нарезать резьбу в деталях из антимагнитной стали. Меня подвели к токарному станку, на котором в поковках сверлили отверстия диаметром миллиметров двенадцать. Сверлили с перебором, на малых оборотах. Стружка тянулась толстая и вязкая, как свинцовая.
— Неужели нельзя увеличить скорость? — спросил я.
— Попробуйте, — усмехнулся мастер.
Я поставил рычаги на станке на 600 оборотов в минуту и попробовал сам просверлить гайку. Сверло сразу посинело и затупилось. Материал детали был какой-то вязкий и в то же время очень крепкий, съедающий режущие грани сверла моментально.
— Это еще полдела, — сказал мастер, — просверлить-то мы его как-нибудь просверлим, а вот как в нем резьбу нарезать — это уже проблема!
И действительно: когда токарь стал на самых малых оборотах нарезать резьбу, метчик заскрипел и его заело так, что все попытки вывернуть инструмент из детали кончились тем, что метчик сломался.
— Вот что, — сказал я мастеру, — сверлите гайки сверлом на полмиллиметра больше, чем сверлили до сих
пор, а я сделаю вам резьбу накатником.
Я почему-то чувствовал, что этот материал словно специально создан для накатывания, а не для нарезания.
И в самом деле, накатник вошел в деталь легко и так же легко вывернулся из нее, резьба получилась чистая и блестящая. Мастер недоверчиво повертел в руках готовую деталь и сказал:
