Люди все, как на подбор, были исключительно грязные, с угрюмыми бородатыми лицами и всклокоченными, нечесаными волосами. Они исступленно колотили по стене кирками, с какими обычно изображают гномов на картинках в эльфийских книгах, а между ними расхаживали несколько орков с длинными кнутами, которыми угощали тех, кто, по их мнению, бил в стену недостаточно увлеченно. Вокруг стоял оглушительный грохот, временами перекрываемый вскриками нерадивых работников, получивших кнутом по спине. Через всю стену проходила толстенная золотая жила, наверно, в локоть шириной, и именно она была причиной всего этого невообразимого шума.
Один из орков с кнутом увидел Нейла и направился к нему. Когда он подошел поближе, стало понятно, что это вовсе не орк, а уродливый сгорбленный человек с невероятно волосатой грудью и гнусным выражением на бородатом лице. У орков бороды не бывает, только это и отличало его от орка. Я сразу догадался, что это и есть тот самый Упырь, которого так боялся Нейл. Если на свете существуют упыри, то, наверно, они выглядят именно так. У него был синюшный оттенок кожи, красные глаза навыкате и зубы, похожие на гнилой покосившийся частокол в покинутой деревне.
Как выяснилось, Нейл опасался не напрасно.
— Сколько можно шляться? — зарычал Упырь. — Небось выдрыхнуться успел за это время!
Он замахнулся кнутом и обрушил бы на спину бедолаги Нейла сокрушительный удар, если бы я вовремя не подставил руку. Кожаный ремень обмотался вокруг запястья, я резко дернул, и кнут оказался у меня. Упырь начал бестолково озираться, не понимая, куда делось его любимое орудие труда, а Нейл так и сидел на корточках, сжавшись в комок, обхватив руками голову и дожидаясь удара. Признаться, я сильно пожалел, что не догадался перерубить кнут мечом вместо того, чтобы подставлять свою многострадальную правую руку. Такого удара от простого кожаного ремня я не ожидал. Вся кожа в том месте, куда пришелся удар, побагровела, вздулась, и каждое движение кистью вызывало резкую боль. Я с сожалением понял, что некоторое время мне придется убивать врагов одной левой.
Упырь недолго оставался в недоумении. Он все еще чувствовал себя хозяином положения, не понимая, что ситуация несколько изменилась. Грязно выругавшись, он выхватил свою кривую саблю и начал размахивать ею перед моим носом и, брызгая слюной, орать:
— А ну-ка дай сюда кнут, ублюдок, или сейчас отправишься к призракам! Я не потерплю, чтобы какой-то сопляк тут распоряжался! Ты что, оглох, мать тво…
Что он думает про мою мать, я дослушивать не стал — быстрым движением левой руки, в которую пришлось переложить меч, перерезал ему горло. Упырь еще больше выпучил глаза, булькнул, медленно осел на пол и, дернувшись, замер. Нейл на четвереньках отполз за мою спину и прижался к стене. Подошел запыхавшийся Кэттан и тоже встал сзади. Кажется, он и вправду собрался отдать за меня жизнь. Оглушительный грохот начал стихать. Каторжники перестали долбить стену, начали перешептываться и поворачивать в нашу сторону изможденные лица, в основном мрачные, но некоторые и со светящейся в глазах надеждой. Надсмотрщики их не подгоняли, они спешили к нам.
— Зря ты ввязался в это дело, принц, — тихо проворчал Кэттан. — Убьют! Надо было сразу в Задохлый тупик идти, там охраны мало, им свое здоровье дороже. А тут точно убьют!
— Я тебя не держу, можешь идти, — равнодушно сказал я, решив, что вряд ли от Кэттана будет польза, когда придется драться.
— Да нет уж, — вздохнул Кэттан. — Видно, судьба моя такая, получить свободу и погибнуть.
— Ладно, старик, не плачь. Отойди, если боишься, и не путайся под ногами. — Я хлопнул Кэттана по плечу, от чего тот почему-то присел, и протянул ему кнут. — Вот, держи, все равно я этой штуковиной пользоваться не умею, а ты, может, отобьешься, если к тебе кто-нибудь прорвется.
Тем временем на меня яростно налетел первый орк, и мне стало не до Кэттана. Надсмотрщиков было не меньше двух десятков, но, к счастью, они больше привыкли иметь дело с покорными, как скот, каторжниками, чем с опытными воинами. Орки подбегали по одному или по двое и, по-моему, только для виду размахивали саблями или кнутами, после чего подставляли шеи, животы или другие части тела под мой меч и падали мертвыми, добавляя к царившей вокруг вони кислый запах орочьей крови. Под кнуты я больше не лез, а аккуратно перерубал их остро отточенным мечом, оставляя на рукоятке ремешки не длиннее локтя. Вконец осмелевший Кэттан деловито оттаскивал трупы в сторону, чтобы они не мешались под ногами.
Последние несколько орков, спешившие из какого-то коридора на другом конце пещеры, повернули обратно, не добежав до меня.
— За подмогой побежали, сейчас стражу приведут, — мрачно предрек Кэттан. Похоже, будущее ему виделось исключительно в черном цвете.
— Дядечка принц, — раздался жалобный голос Нейла. — а ты Гунарта Сильного тоже убьешь?
— Пока не собираюсь. Я хотел дать ему свободу только для этого мне придется сначала найти то место, где его держат. Как, ты сказал, оно называется? Дохлый тупик?
— Задохлый, — поправил Нейл. — Туда попадешь, — задохнешься и сдохнешь, поэтому так и называется. А если я тебя отведу к Гунарту Сильному, ты меня за это отсюда с собой заберешь? Я мог бы тебе служить, я все умею делать!
— Без тебя справимся, — тут же встрял Кэттан. Он определенно не желал, чтобы я имел дело с Нейлом. — Я и сам покажу принцу, где Задохлый тупик.
— А Гунарта Сильного вы там все равно не найдете, — хитро ухмыльнулся Нейл. — Я вас обманул.
— Зачем? — удивился я.
— Я думал, что вы хотите его убить, или отдать призракам, или еще какую-нибудь гадость ему сделать. А в Задохлом тупике действительно обвал был, так там сейчас вообще дышать нельзя. Кто туда заходит, сразу умирает. Вы, конечно, можете на меня злиться, что я вас чуть было не отправил на верную смерть, но без меня вам все равно Гунарта Сильного не найти!
— Не связывайся с ним, принц, — нахмурился Кэттан. — Давай лучше еще у кого-нибудь спросим.
— Какая разница? Если он знает, где Гунарт, пусть покажет.
— Не нужен нам этот мальчишка, — запротестовал Кэттан. — Здесь на рудниках каждая крыса знает, что он вор.
— Это правда, Нейл? — удивился я.
За свою жизнь я встречал нескольких воров. Одному даже случайно сломал руку, когда тот пытался срезать у меня с пояса кошелек. Но Нейл с его ясными голубыми глазами, в отличие от самого Кэттана, совершенно не походил на вора. Да и сам Нейл тут же начал опровергать утверждение Кэттана. Он чуть было не набросился на него с кулаками.
— Сам ты вор! — закричал он. — Я у тебя что, что-нибудь украл? Не верь ему, дядечка принц, врет он все! — В глазах Нейла стояли слезы. — Ну пожалуйста, возьми меня с собой. — Нейл шмыгнул носом.
— Без сопливых обойдусь, — презрительно сказал я. Сам я плакать просто не умел и совершенно не переносил, когда плакали другие. Нейл потерял для меня всякий интерес.
Я окинул взглядом каторжников. После того как охранять их стало некому, они сами занялись своим освобождением. Одни старательно сбивали с ног кандалы, другие уже избавились от цепей, но уходить не спешили, а выжидающе смотрели на меня. Я был уверен, что многие каторжники попали сюда не за преступления, а просто по несчастному стечению обстоятельств. За каждого нового работника начальник охраны рудников платил немалые деньги, и даже мои наемники, не испытывавшие недостатка в деньгах, не упускали случая продать на рудники пленных мужчин из захваченных нами замков. Именно таким образом попал на рудники Гунарт Сильный. Я подумал, что неплохо было бы разобраться, за что попали на рудники эти люди, и отпустить невиновных на волю, но представил, сколько это потребует времени, и мне сразу расхотелось этим заниматься.
Из дальнего коридора послышался стук подкованных железом сапог стражников и звон оружия. Это положило конец моим размышлениям о судьбах окружающих людей, и я громко и вполне по-королевски объявил:
— Эй, народ! Я, Рикланд, наследный принц Фаргорда, объявляю амнистию! Все свободны!
Что тут началось! Вопли восторга слились с лязгом ломаемых кандалов и криками перепуганных или умирающих стражников. Гномьи кирки оказались неплохим оружием, и вскоре шум схватки утих. Бывшие каторжники собрались вокруг меня, кто-то пытался благодарить, слюняво целуя руки и хватаясь за одежду. То и дело раздавались истошные крики:
— Слава принцу Рикланду! Да здравствует король!
