— Сначала докажи, что ты действительно Рикланд, — буркнул Крембер.
Не будь одноглазый Крембер связан, это не сошло бы ему с рук. Он бы и пикнуть не успел, как я доказал бы ему своим мечом все что угодно, а так пришлось проглотить свои чувства и попытаться воспользоваться трезвым рассудком. «С какой стати люди Алавара должны мне верить, если их уже однажды обманули? — уговаривал себя я. — Они же меня в лицо не знают. А в этой эльмарионской одежде и с подбитым глазом я, скорее всего, похож не на принца, а на то мифическое существо по имени Пугало Огородное, с которым обожает сравнивать меня Роксанд, когда я забываю причесаться или убегаю в расстегнутой куртке…»
— Определенно пора начинать чеканить монеты с моим портретом, а то половина жизни уйдет только на то, чтобы отстоять право называться собственным именем, — съязвил я. — И какое же доказательство тебе нужно?
Крембер удивленно поднял бровь над единственным глазом, видно, не ожидал от меня такой сговорчивости, и задумался.
— Пусть поймает стрелу! — предложил кто-то из пленных.
— Да, пожалуй, — согласился Крембер. — Арбалетную. Наш Рикланд, или, как его там, Алавар, никогда не баловал нас таким фокусом. Или ты тоже скажешь, что про стрелы все выдумал шут?
— Арбалетную так арбалетную, — сказал я, пожимая плечами. — Развяжите этого человека и принесите ему арбалет!
На площади перед трактиром собралась изрядная толпа — эльмарионцы, мой отряд, даже пленных привели, связанных. Всем было любопытно посмотреть, как я поймаю стрелу. Или как погибну.
Лорд Крембер стоял на другом конце площади в окружении моих людей с обнаженными мечами и старательно целился из арбалета мне в лоб. Стрелять он не спешил, и в его единственном глазу, смотревшем то на меня, то на стоявшего недалеко от меня Детрана, отражалась нерешительность. Если я не поймаю стрелу и погибну, он умрет следующим — это было ясно как день, и у меня, признаться, не было желания гарантировать ему безопасность в случае моей смерти. У меня вообще не было ни желаний, ни мыслей. Когда собираешься ловить стрелу, лучше вообще ни о чем не думать и не смотреть на арбалет, из которого она вылетит, разве что уголком глаза, а просто позволить руке схватить ее, когда эта рука сама сочтет нужным. В бою это вообще получается само собой.
В конце концов Крембер все же решился. Раздался щелчок, тут же — короткий свист стрелы, пролетавшей в стороне от меня, а через мгновение я уже крепко сжимал ее в кулаке, продолжая падать на руки, потому что после такого длинного прыжка приземлиться на ноги просто невозможно. Детран же, которому предназначалась стрела, падал на спину, уморительно размахивая руками.
— Сто демонов тебе в задницу, Крембер! Мы так не договаривались! — возмущенно крикнул я, отряхнув пыль с эльмарионской куртки. — Какого лысого демона ты стрелял не в меня?
— Прошу принять мои извинения, ваше высочество, — как-то уж очень виновато промямлил Крембер, не глядя мне в глаза. —
Казнить я никого не стал, кончилось все тем, что люди Алавара принесли мне клятву верности, к которой, кажется, тоже относились серьезно. В результате я получил несколько неплохих воинов, отличного командира — лорда Крембера, две враждующие группировки в отряде и массу осложнений с эльмарионцами, которые пришлось урегулировать при помощи золота моего отца, отнятого Алаваром у Дронта и Луса, а мной у Алавара.
Поход к Черному замку не сулил ничего интересного — долгое и нудное продвижение большого отряда с частыми привалами, долгими ночевками и постоянной жратвой. Я всегда плохо переносил такие путешествия, сваливал все заботы на Крайта, а сам отправлялся вперед. Но на этот раз решил приучить себя к походной жизни, к нормальной походной жизни настоящего боевого командира, а не героя-одиночки, которым, в сущности, всегда оставался.
Я ехал медленной рысью во главе отряда на вороном жеребце по кличке Дебошир из сгоревшей эльмарионской конюшни, отчаянно скучал и старательно боролся со сном. До Черного замка оставалось еще два дня пути, когда лорд Крембер, не отличавшийся особой деликатностью, спросил:
— Неужели ты никому из нас не доверяешь, принц, даже Детрану, который корчит из себя верного пса?
— С чего ты взял? — удивился я.
— Если бы ты не боялся, что во сне тебя могут убить, то, наверно, спал бы, как все люди, а не сражался бы по ночам с собственной тенью и не точил и без того острое оружие.
— Ничего я не боюсь, — вспылил я. — Просто я не привык подолгу спать, вот и тренируюсь, чтобы всегда быть в форме.
— Не глупи, Рикланд, — нахмурился Крембер. — Чтобы быть в форме, тебе необходимо выспаться, а то, боюсь, ты заснешь, сидя на лошади, свалишься и свернешь себе шею. Тогда никакие тренировки тебе уже не помогут.
Я и сам чувствовал, что монотонная езда становится выше моих сил, ведь я не сомкнул глаз с того самого момента, как Гунарт в бессознательном состоянии принес меня из Задохлого тупика, поэтому долго уговаривать меня не пришлось. Ко времени ночной стоянки я был настолько вымотан, что, расседлав Дебошира, заснул, едва опустив голову на седло. А зря, мог бы и потерпеть. Мне опять снилось, как проклятые орки убили моего братишку Рила, и опять, в который раз, я не смог его спасти. Кошмар, который снится мне каждый раз, когда я засыпаю, в течение вот уже девяти лет, но к которому я так и не смог привыкнуть, как всегда оставил в душе тоскливое чувство одиночества и безумное желание либо кого- нибудь убить, либо броситься на землю и разрыдаться. Никого убивать я не стал, — орков поблизости не было, а от дурной привычки бить кого попало я старался избавиться. Бросаться на землю я тоже не стал, — и так мой отчаянный крик разбудил половину отряда, к тому же я прекрасно понимал, что разрыдаться все равно не получится. «Когда Ленсенда убьют, не мсти за него!» — вдруг всплыли в памяти последние слова Рила. Боги Хаоса! Ленсенда убьют? Да если Ленсенд погибнет, я весь Фаргорд спалю к демонам!
Хотя до рассвета было еще далеко, я поднял на ноги весь отряд. Будь на моем месте отец, я бы первый возмутился, заявив, что король не может быть таким суеверным, но к своим собственным предчувствиям я относился с исключительной серьезностью.
Рассвет мы встретили на опушке леса у замка Ленсенда, окруженного глубоким рвом и высокими стенами из серого камня. Стены были такие же, как десять лет назад, когда я в последний раз гостил у Ленсенда, а вот рва тогда не было и лес подступал к самому замку, не то что сейчас — передо мной расстилалась широкая лужайка, отлично простреливаемая со стен. Я приказал своим людям оставаться под прикрытием леса, а сам пустил коня шагом по направлению к замку.
Ворота были закрыты, мост поднят, а бойницы ощетинились наконечниками стрел, и все эти стрелы были нацелены на меня. Не очень приятно, честно говоря, особенно если принять во внимание, что кольчуги я не носил принципиально. Я вообще терпеть не мог надевать на себя кучу тяжеленного железа, делающего человека неуклюжим, как какой-нибудь орк, разве что на турнирах, да и то потому, что иначе вредный отец вообще меня на них не допускал. Стрел было слишком много для одного человека, и я, признаться, сомневался, что смогу защититься, если вдруг в меня начнут стрелять, но все равно на всякий случай вытащил меч из ножен и внимательно оглядел бойницы. Пока никто не стрелял.
Я не проехал и сотни шагов, когда с протяжным скрипом опустился мост, ворота замка приоткрылись и навстречу мне выехал воин в золоченом шлеме в виде головы какого-то злющего демона и в кольчуге, которая так сверкала на солнце, что у меня заболели глаза. Несмотря на десять лет разлуки, я сразу узнал в нем Ленсенда, как всегда узнавал в детстве — на любой лошади, в любой одежде, хоть в тяжелых доспехах, сердцем, что ли, чувствовал, что это он.
— Неужели это ты, Рик! — приветливо улыбнулся Ленсенд, снимая голову демона со своей светловолосой головы. — Даже если ты приехал убить меня, все равно я невероятно рад тебя видеть!
Наверно, я был рад не меньше, а может, даже больше. По крайней мере, я чувствовал, что готов, как в детстве, взвизгнуть от счастья, подпрыгнуть и повиснуть у него на шее. До этого, естественно, не дошло, ведь мне было не шесть лет, а шестнадцать, к тому же можно было представить, какой град стрел ждал бы
