соседям. А от них — на Москву. Возьми мой запасной мобильник, чтоб не вычислили. И, пожалуйста, Сереженька, будь на связи. Все время на связи! Пойми, дурашка, если с тобой что случится, тогда для меня все вот это, — она ткнула в стену, где за занавеской спрятана была карта месторождения, — того не стоит.
И хоть в уверении этом было, мягко говоря, некоторое преувеличение, Коломнину сделалось теплей на душе.
— Ну, ты попал! — рассказ Коломнина развеселил заместителя министра внутренних дел не на шутку. Басистый его хохот, срывающийся на всхлипы, докатился аж до приемной, откуда примчался встревоженный помощник, которого Коломнин раньше видел с Тальвинским. Правда, теперь он был уже полковником. Убедившись, что все в порядке, помощник с улыбочкой, одновременно извиняющейся и мягко укоризненной, прикрыл распахнутую дверь комнаты отдыха.
— Не сердись, я по-доброму, — Тальвинский заметил наконец, что гость пытается через силу выжать из себя улыбочку. — Прямо, понимаешь, фейерия. Ты для них по их требованию пошел на правонарушение. Но тем самым перед ними же и подставился. И, как только потребовалось, тебя же на этом и сдают. Просто- таки рубрика — «их нравы». А я ведь тебя предупреждал, что этим кончится. Помнишь? И знаешь, почему предугадал? Пришлось поякшаться. Так что — изучил…Бежать тебе из этого гадюшника надо, вот что скажу!
Коломнин сделал нетерпеливое движение.
— Да не дергайся: помогу, конечно! — Тальвинский успокоительно похлопал его по ноге.
— Тем более у Генпрокурора как раз передо мной должок образовался.
— Следователь, что ведет дело, обижен он на меня крепко. И — по правде, заслужил. В другое время сам бы пришел к нему покаяться. Волевой — фамилия.
— То как раз по барабану. Заартачится — отберут, да и прекратят без него, — мысли замминистра обратились на другое. — Лучше скажи, ты сам-то как?
— В смысле?
— Не надумал ко мне? Очень бы ты сейчас на государевом деле был нужен. Задыхаюсь без кадров, Серега. Старую гвардию по осколкам собираю. Все равно, вижу, что не вжиться тебе в то поле. Не наши там правила игры.
— А здесь, что, теперь другие?
Вопрос этот Тальвинского неожиданно расстроил:
— Как тебе сказать, чтоб и не напугать, и не соврать?
— Извините, — в комнату отдыха заглянул помощник. — Андрей Иванович, там на проводе…
Он намекающе кивнул на телефон.
— Кто еще?
— Так… Меденников
— Да, да, ступай, — Тальвинский неохотно потянулся к трубке. Приосанился, взбадриваясь.
— Какие люди! — пробасил он. — Рад, что не забываешь.
Коломнин, заслышав фамилию одного из крупнейших российских олигархов, демонстративно занялся остывающим чаем.
— Как же, понимаю. Ты ведь без дела старому корешку не позвонишь… Что значит, без энтузиазма? Раз надо, так надо. Записываю… Надеюсь, судебное решение у него хотя бы есть?.. Тогда вообще никаких проблем. Считай, уже дал команду, — Тальвинский нажал на кнопку вызова. — Полно тебе. Какие счеты между своими? Где могу -там помогу. Хоп!
Он положил трубку. Деланное возбуждение разом схлынуло.
— Вызывали? — появился помощник.
— Вот данные, — Тальвинский протянул ему лист. — Тебе такая фамилия знакома?
— Крюков Юрий Геннадьевич?.. Еще бы. Да это Юрка Крючок! Пермский криминальный авторитет, — радуясь возможности продемонстрировать свою компетентность, отчеканил полковник. — Беспредельщик! Много на нем кровушки. По последним оперданным, прошлым летом его группа трех наших РУОПовцев замочила. А что, будем брать? Давно пора!
Под тяжелым взглядом начальства он смешался.
— Прежде всего будем учиться не перебивать руководство, — процедил Тальвинский.
— Виноват, товарищ заместитель министра!
— У господина Крюкова имеется судебное решение по Пермскому автопредприятию. А прежнее руководство и районные власти пытаются, значит, воспрепятствовать. — Оказать содействие ОМОНом? — стремясь реабилитироваться за «прокол», опередил помощник.
— Да. Именно… В общем, обеспечьте.
И нетерпеливым движением выставил незадачливого говоруна.
Настроение замминистра заметно ухудшилось.
— Так что ты хотел узнать? — спохватившись, он вновь подсел к подзабытому Коломнину.
— Спасибо. Уже все узнал, — Коломнин мягко кивнул на телефон.
И тем напомнил Тальвинскому предыдущий вопрос.
— Ничего ты толком не узнал, Серега! Я ведь тоже не в вакууме. И приходится — воленс-неволенс, — он поискал деликатное словцо, — соответствовать. Неприятно, конечно. Скажу больше — паскудно. А без этого нельзя. Не усидишь. Но мы работаем! Пусть медленно, пусть шажками. Иногда исподтишка, черт возьми! Подличая даже. Но — разгребаем. — Ниточка за ниточкой. Корешок за корешком.
— Что?
— Так, вспомнилось.
— Именно. И это для меня сейчас главное. А отмолить грехи, на то старость будет. Тогда и сведем дебет с кредитом.
— Пойду я, пожалуй! — Коломнин поднялся. — У тебя там народ скопился.
— Да, да. Рад был. А за свое дело не переживай: сегодня же решу. Где могу, там помогу, — Тальвинский тонко скривился. — И — скажи этому болтуну, чтоб пока никого не запускал.
Выходя, Коломнин оглянулся, — заместитель министра неприязненно разглядывал себя в зеркале.
Прямо из МВД Коломнин отправился в аэропорт. На Томильск был ночной рейс. А счет и впрямь пошел на минуты.
Месяц спустя, срок в срок, банк «Авангард» повторно подал в Томильский арбитражный суд заявление о банкротстве ЗАО «Нафта-М». На этот раз заявление было принято без проволочек и рассмотрено в рекордно короткие сроки.
Суд согласился с решением Совета кредиторов, возглавляемого банком «Авангард» и компанией «Моспетролеум», о введении внешнего управления. В качестве арбитражного управляющего была назначена кандидатура, предложенная Советом кредиторов и областным управлением по делам несостоятельности.
Сильно удивила и даже несколько разочаровала пассивная позиция, занятая самим должником — «Нафтой-М». Никто из руководства компании на процесс не явился. А единственный представитель — молоденькая девочка-юрисконсульт — невпопад отбивалась от наседающих матерых банковских юристов, то и дело выставлявших ее на посмешище. Пока и вовсе, обессиленная, не разрыдалась. Чем вызвала всеобщее сочувствие и негодование по отношению к президенту «Нафты».
Впрочем понять Шараеву было можно: ситуация выглядела совершенно безнадежной и подвергать себя публичному бичеванию, — это надо быть мазохистом. А среди нефтяной элиты такое извращение, в отличие от прочих, не приветствовалось.
На другое утро к ажурной ограде офиса «Нафты» подъехала кавалькада машин.
Группа визитеров, возглавляемая прилетевшим утренним рейсом Четвериком и держащимся чуть сзади Маковеем, в сопровождении секьюрити поднялась в приемную и, по указанию Шараевой, без задержек была пропущена в кабинет президента компании.
И здесь вошедшим представилось зрелище, в высшей степени изумительное: в офисе обанкроченной накануне компании шло обычное производственное совещание. Кабинет оказался полон народу. Что-то бурно обсуждалось.
