вверх. Шилов только на миг отвлекся, чтобы проследить, как медленно и печально летит фуражка, и в этот момент его настиг удар в живот, потом заболело колено, и он вдруг понял, что падает, но упасть не успел. Сильнейший удар отбросил его к стене. Шилов ударился об стену, наблюдая, как красиво отлетает пуговица от его костюма, и сполз на пол. Рот быстро заполнился кровью. Он сидел, прислонившись к стене, минут пять. Он ожидал, что брат добьет его, но брат не добивал, вместо этого к нему подошли давешний таможенник и охранник, поигрывавший дубинкой. Они помогли Шилову подняться. Таможенник вколол ему что-то в вену, и Шилов быстро ожил.
– Стоимость этой незаконной драки вычтут из вашего счета, – сказал таможенник, а охранник только кивнул. Они подвели Шилова к скамейке, где ждал мило улыбающийся Дух с гитарой наготове. Брат ударил по струнам, наблюдая, как Шилов берет в руки сумку.
– Мой лес был темен… – запел Дух.
Хорошо поставленный голос по радио сообщил, что поезд Москва-Галактика будет подан под посадку на третий путь второго перрона. Они пошли к выходу, смешиваясь с толпой однообразных серых людей, стараясь не смотреть друг на друга. Дух пел:
– Мое небо седое… Эй, Шилов, брат мой двоюродный, скажи мне, правда я – лучший? Правда, я как Бог?
– «Если бы не было Бога, не было бы меня, если бы не было меня, не было бы Бога». Так что ты тут не причем.
– Спорим на копейку, ты сам не знаешь, чьи это слова и почему он их сказал?
– Неважно, кто из мыслителей сказал ту или иную фразу, важно, что я запомнил ее.
– Тут я с тобой соглашусь, Костик. Правда, мы замечательные братья? С полуслова друг друга понимаем!
– Пошел ты.
– На перроне драться не будем, и не проси.
– И не собираюсь.
– Трусишь?
– Пошел ты.
– Мой брат слишком го-о-о-орд!…
– Сука ты.
– Спасибо, ёпт, мне уже доложили.
Состав был длинный. Если смотреть вдоль перрона – ни за что не увидишь ни начала, ни конца. К счастью, нужный вагон стоял напротив надземного перехода. Серолицые люди куда-то подевались, народу на перроне было мало. Вернее, его, быть может, было и много, но он равномерно распределился вдоль длиннющего состава, и поэтому казалось, что его всего ничего. Вагоны выглядели старыми, обшарпанными. Некоторые были зелеными, другие почему-то серо-синими. Под центральным окном каждого вагона висела прикрученная ржавыми болтами табличка с надписью «Москва-ГалактеГа», под старину. В пыльном окне между рамами стоял картонный квадрат с номером вагона, нарисованным маркером вручную. У соседнего вагона на коленях стоял маленький мальчик с разбитым в кровь лицом и водил по воздуху мелом. К Шилову и Духу пристроился импозантный джентльмен в кашне и сером пальто. Представился: Вернон. Улыбнулся Шилову, шутливо козырнул Духу и, узнав, что перед ним русские, немедленно предложил выпить. Например, водки. Водки у братьев не оказалось, и тогда Вернон вытащил из чемодана бутылку виски. Посмотрел вдоль перрона, заметил покалеченного мальчишку.
Пробормотал:
– Вот ублюдки… – И сразу, смачно: – Fuck!
Дух нахмурился и первым полез в вагон.
Глава вторая
Поезд стучал по невидимым рельсам, и стук этот успокаивал Шилова, делал грядущее задание далеким и, кажется даже, не просто далеким, а отстоящим на бесконечное расстояние во времени. Хотя было уже около полудня, Шилову мерещилось, будто день никогда не закончится. Он стоял в коридоре у окна, сжимая в горячих руках стакан теплого байхового чая, и отпивал по глоточку. От чая пахло корицей и гвоздикой и еще какими-то пряностями, хотя он и просил не класть в чай ничего, кроме лимона. За окном проплывала желтая звезда в полнеба, рядом с которой вращалась красно-черная воронка. От звезды к воронке протянулся пылающий «хвост».
– В черную дыру засасывает, – сказал трагическим голосом Вернон, появляясь сбоку с точно таким же стаканом в руке. Вернон нацепил на шею белый шарф, а на нос – узкие стильные очки и выглядел каким-то героем из древности. Он смотрел на черную бездну, что глотала любые проблески света. Протуберанцы гибнущей звезды танцевали на линзах его очков.
– Грустное зрелище, – пробормотал Шилов, размышляя, на самом деле Вернон такой или просто прикидывается, пытается произвести эффект на случайных попутчиков. Может быть, этот Вернон вырвался из цепких лап будней и теперь наверстывает упущенное, веселится, как может, чтобы через две недели вернуться в свой душный офис и снова превратиться в скучного добропорядочного гражданина.
– Весьма грустное, – согласился Вернон. – Хотя с другой стороны никакое оно не грустное, а грандиозное.
– У вас отличный русский, мистер Вернон. Отдельно изучали?
– Вы уже спрашивали, господин Шилов. На этот раз отвечу по-другому: у меня способность к языкам, я их учу в свободное время.
– Хм. Разве спрашивал? Какой-то рассеянный стал в последнее время… У меня, кстати, тоже способность к языкам, но я никогда не любил их учить. Наверное, потому, что языки нужны были по работе.
– Извините, Константин, я как-то запамятовал: вам с чужаками приходится работать, верно?
