– Соня!
– Прости, Костя, я почему-то нервничаю немножко, ну и говорю глупости… правда, прости!
– Ладно, ничего страшного. Мы поедим шашлыки, а как раз к этому времени наступит ночь, и выглянут звезды. У нас не юг, конечно, но звезды все равно яркие, и они как-то красивее, чем если смотреть на них из космоса, роднее и правильнее как-то… ты меня понимаешь?
– Не очень, но ты говори-говори!
– Ладно. Мы будем сидеть на крыльце и смотреть на звезды, я закурю…
– Признаться, мне не нравится, что ты куришь.
– Правда? Ты никогда не говорила.
– Ты мне тоже никогда раньше не звонил и не приглашал в гости.
– Вот как. Хорошо, я не закурю, но если чуть позже у меня опухнут и отвалятся уши, ты будешь сама виновата!
Она засмеялась:
– Я возьму на себя этот грех, Костя.
– Хорошо, тогда вместо сигареты я буду жевать сочную травинку и рассказывать тебе о звездах и созвездиях. Мой отец был астрономом, представляешь? Самым настоящим астрономом, я хотел быть похожим на него и нарочно купил себе атлас звездного неба, жутко старинный такой атлас; все свои детские сбережения на него потратил за целый год. По нему изучал звездные карты, выходил на улицу и следил за звездами, а потом сам смастерил телескоп, представляешь? Купил два увеличительных стекла, плотную бумагу, канцелярский клей и соорудил из них телескоп.
– Ты сделал телескоп из бумаги?
– Ну, я еще маленький был, точно не знал, из чего телескопы делаются. И ты знаешь, у меня получилось, хотя линзы частенько выпадали, приходилось их на место вставлять…
Она хихикнула.
– Что тут смешного?
– Да ничего. Просто представила тебя маленьким.
– Я тебе покажу детские фотографии, – пообещал он. – А телескоп быстро сломался, развалился, хотя я и делал его в несколько слоев для надежности. Линзы покрылись мелкими царапинами, несмотря на то, что я старался за ними следить, и я потом подарил их соседскому мальчишке. Он хотел сделать из стеклышек всамделишный лазер, чтобы плавить асфальт во дворе, но ничего у него не вышло…
– Ой, Костя, прости, мне идти надо.
– Уже?
– Извини. Правда, извини, я очень хотела еще немного с тобой поболтать, но мне уже пора, но я приеду, честное слово, приеду послезавтра, и все будет прямо, как ты сказал. Если не передумаешь, конечно.
– Постараюсь.
– Смеешься над бедной девушкой?
– Больше не буду! Соня, конечно, я не передумаю.
– Хорошо… в общем, пока, Костя. Послезавтра в час дня встречай меня на монорельсовой станции… как договорились… счастливо, целую тебя!
– Пока.
Он вернул трубку на место, и словно ребенок, получивший подарок, о котором давно мечтал, подпрыгнул на месте, схватил со стола фотографию Сони в рамке и закружил с ней по комнате, то и дело натыкаясь на мебель. Из своего угла выглянул Афоня, лохматый исконно русский домовой в красной рубашке в белый горошек и плотных черных штанишках, подпоясанных конопляной веревкой. В руках у него мелькали спицы, кончик бороды волочился по полу, собирая пыль.
– Чего пляшешь? – спросил Афоня с опаской. – Случилось чего?
– А ты не слышал разве? Сонька к нам приезжает!
– Нашел чему радоваться, – пробурчал Афоня. – Ишь, баба к нему приезжает. Работы лишился, думал бы лучше, на что жить будем? А он… ишь ты!
– Афоня, не грузи, – Шилов подмигнул ему. – Сам знаешь, моих сбережений нам еще надолго хватит.
– Хватит-то, хватит, но мужику без работы нельзя, зачахнет, так-то.
– Через неделю начну думать, Афоня, обещаю! А ты пока носки Соньке свяжи, хорошо? Я ей обещал.
– Ишь, умник какой нашелся! Ты обещал, ты и вяжи.
– Да ладно тебе, Афоня! Афонька-а-а… мужик, ты не представляешь, как я счастлив.
Афоня ловко запрыгнул на журнальный стол, заваленный книгами, устроился на краю, свесив ножки, обутые в лапти. Шилов купил их на распродаже на китайской передвижной космической станции полгода назад. Лапти были почти как настоящие, только воняли почему-то бензином. Впрочем, Афоне запах этот понравился.
– Счастлив, говоришь? Баба заарканила, а ты счастлив?
