голубые глаза сделались еще шире. Лицо чуть отодвинулось, и я смогла разглядеть его лучше.
В башмаке сидел Фазевелл.
Я повернула голову. Действительно, большой Фазевелл стоял у меня за спиной и ухмылялся. Но крохотный человечек в башмаке тоже был Фазевеллом, в балахонистом одеянии и колпаке, каким я его видела в последний раз у профессора ван дер Аста.
Маленький Фазевелл обхватил себя руками за плечи, словно ему было холодно, и беззвучно заплакал.
— В чем дело, дитя? — спросила меня вдова.
Я сбросила ее тщедушную утешающую руку, легшую мне на плечо. Ощущение было — словно паука стряхиваешь.
— Что ты там видишь? — поинтересовался Витстроу.
— Скажи им, Короткие Штанишки!
— Не волнуйся так, милочка. Что там такого может быть? Это все не имеет к тебе никакого отношения.
— Может, и имеет, — вмешался Фазевелл. — Кого ты гам видишь, девочка? Кто этот шалопай?
— Как его зовут на этот раз? — допытывал Витстроу. — Старик отзывается на столько имен, сколько и в каталоге Сирса и Роубака не найдешь.
Я не отвечала. Маленький Фазевелл попятился и распластался по старому разношенному заднику. Я подошла ближе, стараясь лучше его рассмотреть, и он затрясся так, что башмак задрожал.
— Он напуган, — наконец вымолвила я.
Вышло это куда громче и резче, чем хотелось бы. Сильнее всего меня задело не то, что передо мной оказался второй Фазевелл ростом с куклу, которую можно щелчком сбить с ног, а то, что он боялся меня больше, чем свое более крупное «я». Это ж какую гадину он из меня делает?! Меня это разозлило. Я зарычала, согнула пальцы, подобно когтям мальчика-пантеры Булы, и прыгнула.
— Ах ты!..
Маленький Фазевелл дернулся так, что башмак перевернулся. Подметка была такой изношенной, что сквозь нее виднелись и клейкое пятно в районе большого пальца, к которому прилип окурок, и спутанные волосы.
— Он у нас в руках! — прошипел мне на ухо большой Фазевелл, — Девочка, какое бы обличье он тебе ни показывал, кем бы перед тобой ни явился — ошибки быть не может! Всю дорогу — по горам, по реке, по рощам — мне еле удавалось держать его в узде, чтобы он не вышиб стены фургона, а ты его обуздала, словно пони! Девочкам нравятся пони. Он теперь наш — мой и твой!
Вдова махнула рукой.
— Не слушай его.
— Сара! Ты забыла, кто у нас тут? Ты забыла Геттисберг, Колд-Харбор и Петербург? Туберкулез, который унес твоего Уильяма, общую атрофию, похитившую Энни из колыбели? Тебе что, безразлично, что эта тварь сделала с миром и что еще сделает? Неужели ты ничему не научилась?
— Есть вещи, которым учиться не стоит, — отозвалась вдова, — Некоторых волшебников, дышавших воздухом Господним, держали куда в большей тесноте. Тебе довелось быть свидетелем кое-чего похуже Колд-Харбора, ты знаешь об этом не меньше любого из нас.
Витстроу молчал. Он очень сосредоточенно протирал металлическую скамью носовым платком, и казалось, будто он вовсе не слушает. Затем он медленно сложил платок, смахнул последнее пятно пыли, вздохнул и уселся, умостившись на самом краешке, как будто это могло уберечь его от соприкосновения с железом. Стоило ему сесть, и в тот же миг прозрачная кошка прыгнула к нему на колени и устроилась там. Витстроу почесал ее за ухом, и кошка, мурлыча, стала растворяться в воздухе, и в итоге оказалось, что Витстроу чешет собственную ногу.
— Что касается меня, — наконец подал голос Витстроу, — то я считаю, что какое бы полумертвое существо ты сюда ни приволок, Фазевелл, оно больше не твое. Оно принадлежит…
— Перл?! — хором воскликнули Фазевелл и вдова.
— Перл, — повторил Витстроу. — В противном случае она бы его не увидела, не так ли? Значит, ей и решать, как она с ним поступит. И нечего смотреть на меня с таким видом, будто вы только что вдвоем проглотили одну устрицу. Свобода выбора — ют основополагающий принцип «Старой фирмы», то, на чем стоит весь наш бизнес. К тому же Перл уже все решила.
Он откинулся на спинку скамьи, надвинул шляпу на глаза и скрестил ноги.
Когда он это озвучил, я поняла, что так и есть.
— Нет, — запротестовал Фазевелл.
Я подобрала башмак. Он был не тяжелее отрезанной ноги. При мысли об этом меня передернуло.
— Витстроу! — возмутился Фазевелл, — Ты что со мной сделал, мерзавец? Я не могу пошевелиться!
— Это не я.
— И не я, — помотала головой вдова.
— Перл! Послушай меня.
Я подняла башмак повыше и заглянула в дырочку для шнурка. Дрожащая фигура больше не походила на Фазевелла — скорее, на скверное воспоминание о нем, или на жалкое его подобие, или просто на пятно на холсте, которое можно было мысленно дорисовать до облика волшебника, если правильно прищуриться. В любом случае, я сказала:
— Иди домой.
А потом раскрутила башмак над головой и кинула как можно дальше.
— Не-е-е-т!!! — взвыл Фазевелл.
Башмак плавно проплыл над изгородью, пролетел мимо того места, где должен был бы упасть, и продолжил двигаться дальше — кувыркающаяся черная точка на фоне блеклого неба, напоминающая вывернутую звезду, — пока то, что я принимала за башмак, не оказалось лишь каким-то пятнышком. Я моргнула — и оно исчезло.
Мистер Фазевелл смотрел в небо; на скулах у него ходили желваки. По щеке скатилась слеза. Он застонал.
— Ого! Думаю, мы можем не ждать его к ужину, — заметил Витстроу.
— Точно, — согласилась вдова. Она щелкнула пальцами перед носом у Витстроу, — Я знала это в тот самый момент, когда она со своими двойниками вышла из окна бального зала. Ее появление было предсказано духами.
— Духами! Ишь ты! — произнес Витстроу с иронией, — Она волшебница, а не какая-нибудь поденщица из Лос-Анджелеса.
Стоны Фазевелла перешли в завывания.
Меня вдруг замутило, голова закружилась, и дыхание перехватило, как от удара под дых. Я побежала, толком не зная куда, но Фазевелл уже кинулся мне наперерез. Он схватил меня за плечи, встряхнул, словно крысу, и завыл мне в лицо.
— Простите! — крикнула я Фазевеллу. — Я должна была это сделать! Должна!
Тогда он ударил меня, и я с рыданиями упала в траву. Я ждала, что он снова на меня набросится, даже убьет. Но вдруг оказалось, что рядом со мной стоят на коленях вдова и Витстроу и гладят меня по голове. Они что-то бормотали, но я не могла разобрать слов. Фазевелл неровной походкой шел через двор — так могло бы двигаться огородное пугало. Он рухнул на колени среди розовых кустов и стал рыться в земле в поисках своей фляги, не обращая внимания на шипы, впивающиеся ему в лицо.
Несколько дней я пролежала в постели, свернувшись клубком под пуховым одеялом. Вдова выходила из комнаты лишь тогда, когда мне что-нибудь было нужно. Мистер Деллафейв обосновался в верхнем углу и вообще не покидал комнату.
Когда у меня появились силы, вдова вручила мне записку, оставленную мистером Фазевеллом.
«Я не должен был поднимать на тебя руку, Короткие Штанишки, и жалею, что сделал это, но и тебе не следовало становиться между мной и дьяволом. Множество женщин и детей в Виргинии встали между воюющими армиями и в итоге умерли. Попомни мои слова. Фазевелл».
