сжимая и разжимая свои большие пальцы, в нетерпении всплескивает руки.
— Ваша милость, пока я был занят тем, что укладывал торф в камине, я не мог не услышать вашего разговора. Когда я впервые столкнулся с этим человеком у двери, он мне столько выдал, что, если б я запомнил хоть половину, то наверно стал бы одним из самых образованных людей в нашей округе.
— У нас есть комнаты, Персиваль?
— Есть ли у нас комнаты, сэр? Да мы сможем разместить их всех, вместе с их далекими предками вместе взятыми.
— Я имею ввиду кровати.
— Кровати? Вы сказали кровати?
— Именно.
— И кроватей хватит. Мы смогли бы разместить даже всех тех, что покоятся на каждом из кладбищ в радиусе пятидесяти миль. Это точно.
— Будет достаточно и трех кроватей.
— Очень хорошо, сэр. Вино выберете сами?
— Какое вино?
— Что в погребах, сэр.
— Шутите?
— В таких серьезных делах, сэр, я никогда не шучу. Я рисковал своей жизнью и ногой, чтобы сохранить в целости и сохранности эти сладостные напитки. Мародеры так и шныряли вокруг. Ее милость так любила кларет и портвейн.
Во дворе прозвучал дверной колокольчик. Персиваль, ударив по колену кулаком, направился к двери и внезапно падает на оба колена на пол.
— Не обращайте внимания, сэр. Иногда, вправляя сустав, я промахиваюсь.
Остальную часть расстояния до двери Персиваль проползает. Медленно встает и отряхивает бриджи. Входит Эрконвальд, ведя за собой длинноволосую грудастую девицу в толстом белом свитере и оранжевом платье. За ними следуют двое мужчин, которые несут фонари, один с усами, другой с худым лицом под шапкой всклоченных густых волос. Оба одеты в спортивные пальто с кожаными заплатами, серые фланелевые брюки и черные туфли конторских служащих. В тусклом свете Эрконвальд просящим жестом медленно поднимает левую руку.
— О, любезный. Вы так милосердны. Роза, разреши представить тебе, о, к несчастью я не знаю вашего имени.
— Клейтон Клементин.
— А это Роза. Из Ратгара. Слева от меня мои коллеги, Франц Децибел Пикл и Джордж Путлог Рулет.
— Здравствуйте.
— Взаимно.
— Очарован.
— Любезный, боюсь, что мы вам навязались. Вы слишком мягки, чтобы сказать что-либо огорчительное незнакомцам. Нам не следует злоупотреблять вашим добрым характером. Мы явились без всяких подарков и сладостей. Вам стоит только кивнуть головой и мы тут же отбудем, забирая с собой на память моменты общения с вами.
— Отбудем. Черта с два.
— О, Роза. Не спорь.
— Что значит не спорь. Просидеть весь день зажатой на заднем сиденье вот этого автомобиля. Мне есть хочется.
Клементин, нервно дернув себя за галстук, облизывает губы. Роза одновременно улыбается в одну сторону и оскаливается в другую. Что довольно нелегко. Она в туфлях на высоких шпильках. Мощные ноги. Толстые губы и хриплый голос. И определенно решительная. Умеет управлять своими спутниками. Которые оказываются довольно слабохарактерными джентльменами.
— Позвольте предложить вам быть моими гостями. Обед скоро подадут. Персиваль проведет вас в ваши комнаты.
— О, мы перед вами в долгу.
Процессия поднимается по лестнице. Перешагивая через разлегшегося внизу Элмера. Персиваль со свечкой в руке тащит футляр с виолончелью, за ним следует Эрконваль с валторной в руках. Группу замыкают компаньоны с фонарем, последний из которых, Франц, останавливается, чтобы поскрести ногтем большого пальца каменную кладку. Поворачивается и видит, что снизу смотрю я, кивает головой, быстро улыбается и поднимается по лестнице дальше.
В библиотеке жарко рдеет в камине торф. Пыль осела и к старому спертому воздуху примешался запах моря. Гремя ключами, вошел с амбарной книгой Персиваль с каплями пота на лбу. Я закрыл большой гроссбух, который обнаружил в нижнем ящике. В нем перечень слуг. Четыре каменных особняка. Шестнадцать садовников. Три лодочника. Капитан яхты, восемь матросов, три механика. И на одной старой странице два тюремщика.
— Они прекрасно устроились, сэр. С видом на залив. Мадам предпочла устроиться чуть на отшибе. И выбрала северо-восточную башню. Можно подумать, что она готовится к войне. Выскочила на стену прямо босиком.
— Персиваль, вот здесь указан капитан яхты. Что это все значит?
— Так в лодочном ангаре на приколе стоит корабль, сэр.
— Корабль?
— Ну, лодкой его не назовешь. На нем есть собственный лифт, чтобы доставлять вас на ту или палубу. Огромное судно. В молодости я часто видел как на нем летом выходили в море гости, махая руками замку, а со
стен в ответ палили пушки. То были великие дни, сэр. Все эти годы он простоял на приколе. А теперь, я не хочу что-либо комментировать, сэр. Но леди и джентльмен. Еще раз повторюсь, без комментариев, так как это не мое дело. Но один из них, тот что с копной волос. Да и музыкальный футляр, который я нес. Повторяю, я не хочу что-либо комментировать. Но на нем была надпись типа не открывать, ядовитые рептилии. Считаю, я должен доложить вам об этом, сэр.
— Боже милостивый.
— Все бы ничего, но кому захочется выплясывать танец смерти где-нибудь на бастионе, убегая от этих тварей.
Персиваль идет вперед через скрытую дверь в панельной обшивке библиотеки. В конце узкого холла перед тем, как спускаться по круговой лестнице вниз, Персиваль снимает со стены позолоченный канделябр. Который стоит целое состояние. Оценю его позже. Будет время, надо внимательно посмотреть клеймо и контур. И вес прикинуть.
Пять свечей мерцают в сыром промозглом воздухе. Под сводчатыми каменными потолками. Проходим дверь с кучей золы рядом. Другая завалена поленьями. Комнаты полные свинцовых раковин. И выходим на перекресток. Туннелей. Из одного доносятся бульканье воды и звуки моря. Прямо впереди, над каменными плитами. От которых несет холодом. Сквозь пару носок из овечьей шерсти и туфли для бильярда, которые, как мне сказали, когда я их покупал, водонепроницаемы и сделаны из корня верескового дерева. Персиваль останавливается. В стене выполнена надгробная плита с выбитыми на ней черепом и скрещенными костями под гербом, на котором изображены поднятая человеческая рука между оленем и львом, стоящим на задних лапах.
— Отлив, сэр. Но временами здесь стоит такой рев, что лопаются барабанные перепонки. А то, что это дверь и не догадаешься, не так ли? Это вход в винные погреба. В прежние времена тут были катакомбы. Быстро сюда не попадешь. Местный гранит в девять дюймов толщиной. Но сейчас, мы покачаем его как ребенка, туда, сюда и вот тут толкнем.
Огромная плита откатывается, открывая дубовую дверь. Я держу амбарную книгу и канделябр. Вес последнего умиляет. Персиваль открывает дверь тремя ключами. Внутри установленные друг на друга клети. Воздух неподвижный и затхлый. Оазис бутылок из темного стекла, аккуратно уложенных в солому. Ярд за ярдом. Ярус над ярусом кларета, шампанского, бургундского, разлитого в магнумы, иеровоамы, реовоамы и
