Позади меня из здания больницы вышел Галлахер, разговаривая по мобильному.
— …изъять записи видеокамер, а также найти и опросить каждого, кто пользовался в клубе кредитной карточкой. Разыщите Макаливи, но до моего приезда не трогайте. — Он сложил телефон и опустил в карман рубашки. — Операция в Наване началась. А я сейчас еду туда, где мальчишка нашел секач, посмотрю, что там еще мои ребята откопали.
— Где это, позволь полюбопытствовать?
— Разве не говорил? Примерно километр вверх по ручью от Брукфилдского сада. Да, я слышал, что стараниями отца Берка и преподобного Дэйвисона акция протеста у ворот закончилась. Совместными усилиями они убедили толпу разойтись.
— Должно быть, утрясли свои разногласия по поводу статуи. — Зазвонил мой телефон. Увидев на дисплее номер мобильного тетушки, я извинилась перед Галлахером, и он отправился по своим делам. — Слушаю, Бетти.
— Иллон, мы с твоей мамой на пути в лечебницу, я звоню из машины. Внезапно отцу стало хуже. Боюсь, дела совсем плохи.
ГЛАВА 30
Сначала известие меня потрясло, но вслед за тем я испытала облегчение — страдания отца, столько времени прикованного к постели и полностью оторванного от внешнего мира, скоро закончатся. Оно сменилось чувством вины — как можно желать смерти родному человеку? А вскоре бурю эмоций заглушило тревожное осознание того, что из-за карантина я попала в ловушку и не могу быть с ним рядом.
Бетти не объяснила, чем вызвано ухудшение состояния, поэтому я поехала в офис, позвонила в Саммерхилл и попросила пригласить к телефону старшую сестру. Когда Дейрдра Лайсагт взяла трубку, то говорить недомолвками не стала.
— У него развилась двусторонняя пневмония, трудно дышать. Мы даем успокоительное и кислород. Боюсь, такой нагрузки сердце долго не выдержит.
— Сколько он продержится?
— Точно не скажу, думаю, не больше суток.
— Вы же знаете — у нас карантин… — Я замолчала, боясь разрыдаться.
— Знаю, Иллон. Но из-за карантина твоя мама осталась у сестры и теперь может сюда приехать. Правду говорят — худа без добра не бывает.
— Его вот-вот должны отменить — надеюсь, к вечеру. Приеду, как только разрешат выезд из города.
— В любое время дня и ночи.
Поблагодарив ее, я перезвонила Бетти. Они только что припарковали машину возле лечебницы. Я поговорила с матерью и рассказала ей все, что узнала сама.
— Может, оно и к лучшему. — Держалась она молодцом.
— Скорее всего. Сейчас буду звонить Ричарду, а только снимут карантин, приеду к вам.
Мама попросила захватить с собой кое-что из ее одежды и туалетных принадлежностей; пошутила, что надоело носить вещи сестры, тем более что вкус у Бетти своеобразный. Для нас обеих юмор всегда был лучшей защитой. Возвращаться домой она пока не собиралась, даже если карантин отменят. Во-первых, снова могут ввести, во-вторых, от Бетти быстрее и проще добираться до лечебницы.
На подъезде к дому мы закончили разговор. Объехав кругом, я поставила машину у входа в офис и несколько минут сидела на месте, пытаясь разобраться с переполнявшими меня чувствами. Острота притупилась, однако тяжесть я ощущала невыносимую.
Из офиса позвонила Финиану.
— Трудный сегодня день. — Я старалась не выдать себя. — Расисты учинили у ворот больницы погром, еле выбралась… и… — Голос у меня задрожал. Я замолчала, прилагая все усилия, чтобы взять себя в руки.
— Что случилось?
— Финиан, отец при смерти.
— Уже еду, — предупредил он. — Оставайся на месте.
Немного успокоившись, я позвонила домой брату в Чикаго. Трубку сняла Грета, жена Ричарда. Он взял выходной и повез сына Иойна в Озерный округ штата Иллинойс, к знакомым, у которых там ферма. Вернутся к вечеру — по чикагскому времени. Сотовый отключен — по нему он звонит ей при необходимости. Если что, она передаст. Хотя скорее всего поговорить с ним я смогу только рано утром.
Едва я положила трубку, как телефон зазвонил. Оказалось — отец Берк.
— Я слышал, Иллон, твоему отцу стало хуже.
— Как вы узнали, святой отец?
— Говорят же — плохие вести сами нас найдут. Но для него это благословенное избавление от мук. Представляю, как ты ждешь окончания карантина, чтобы присоединиться к своей матери.
— Насколько понимаю, осталось недолго.
— Дай-то Бог. Значит, статуя скоро к нам вернется, я хочу сказать — в Каслбойн?
Похоже, они с ректором пришли к какому-то компромиссу.
— Мм… почему вы так думаете?
— Видишь ли, по моему разумению, с карантинными делами без Пресвятой Девы не обошлось. Так она хотела сказать, что не намерена покидать Каслбойн. Знаю, немногие в это поверят, но я не сомневаюсь.
— Боюсь, придется вас огорчить. Скорее всего то, что нашли на кладбище, не чудотворный образ, хранившийся в монастыре Пресвятой Девы, а ковчег. Когда-то его заказали для монастыря, да так и не установили.
— Что-то я не совсем понимаю.
— Слишком долго объяснять. Но одновременно со статуей спрятали еще что-то. И с вашей помощью мы могли бы выяснить, что именно.
— Каким образом?
— Помните, вы обещали передать мне архивные документы, касающиеся мисс Дьюнан — она заплатила за витражное окно, — а также все, что удастся найти о самом окне?
— Разумеется. Отчасти потому и звоню. Теперь мой черед разочаровывать. Если не считать нескольких накладных и расходных ведомостей, в архиве ни слова нет об окне или витражной композиции. Известно только, что заказ передали в одну из самых больших в мире по тем временам витражных мастерских в Мюнхене. Она, наверное, по сей день существует. Однако сохранившаяся в архиве переписка велась с ее лондонским филиалом на Гросвенор-стрит. Вот бы где узнать подробности. К сожалению, после Первой мировой войны от филиала ничего не осталось.
— А мисс Дьюнан? Есть переписка, где она оговаривает, какие изображения хотела бы видеть на витраже?
— Сохранилась лишь копия письма, адресованного ей приходским священником. Он пишет, что в благодарность за великодушие будет счастлив исполнить ее просьбу — после кончины похоронить в олдбриджском соборе.
— Неужели? — От волнения меня бросило в дрожь. — О чем еще там говорится, дословно?
— Не более того, что я сказал. Жаль, если огорчил. Как бы то ни было, уверен, что сейчас тебя ждут дела посерьезнее.
— Вы правы.
— И еще я собирался сказать — прости за прямоту, — если случится худшее, а карантин продолжится, твоя матушка, наверное, решит отложить похороны до его отмены.
Я согласилась, что так, видно, и будет, поскольку отец хотел, чтобы его похоронили в Каслбойне, и, попрощавшись, положила трубку. Слово «похороны» вновь привело меня в смятение. Отец Берк, возможно, хотел мне добра, но, заговорив о похоронах раньше срока, заставил задуматься о том, к чему внутренне я
