— Ну пожалуйста, — сказала я.
— На этот раз, однако, мамочка тоже хочет его. У них начинается такой невероятно горячий секс, который бывает только тогда, когда он вызван какими-то другими причинами, примитивными, греховными. Том, к несчастью, не понимает, что происходит. Он всего лишь считает, что нашел родственную душу. Ему кажется, что он нашел недостающий кусочек самого себя.
— Меня сейчас стошнит, — выдавила я.
Оливия посмотрела на меня.
— Но ведь я могу и ошибаться, — сказала она.
— Я убью себя, — сказала я.
— Господь свидетель, я ошибалась и раньше, — продолжала Оливия.
— Парни хотят заниматься сексом со своими прежними подружками. Конец истории, — подытожил Матт. После чего он обернулся к Оливии. — Не могу поверить, что тебе платят за то, что ты ведешь колонку советов.
Оливия вышла, чтобы принести стаканчик кофе, и немного спустя Матт подошел ко мне и присел на край моего письменного стола.
— Ты понимаешь, что для тебя так намного лучше, — начал он.
— Что ты имеешь в виду? — сказала я.
— Когда кто-нибудь бросает тебя, всегда лучше, если он оставляет тебя, чтобы уйти к кому-нибудь еще, — сказал Матт.
— Почему? — спросила я.
— Потому что если он уходит от тебя, это означает, что он по-настоящему, на самом деле, терпеть тебя не может.
Я молча смотрела на него.
— Такое пережить легче, — сказал Матт.
— Мне очень тяжело, — призналась я.
— Верь мне, — сказал он.
— Я попытаюсь, — согласилась я.
Глава девятая
Во вторник вечером после работы я встретилась в итальянском ресторанчике с Бобом, незнакомцем, с которым у меня было назначено свидание. Я заметила его сразу, как только вошла. Он оказался лысым парнем, сидевшим у стойки бара. Мы пересели за столик.
— Сколько вам лет? — спросил Боб. — Ничего не имеете против, если я спрошу?
— Тридцать два, — ответила я. — Нет, я ничего не имею против. А сколько вам?
— Сорок шесть, — сказал он.
— Вам сорок шесть лет? — переспросила я.
— Да, — сказал Боб.
— О Господи, — вырвалось у меня.
— Что?
— Ничего, — отозвалась я. — Просто я удивлена, что Бонни не упомянула о нашей разнице в возрасте.
— Я не считаю это большой разницей в возрасте, — возразил Боб.
— Вы не считаете четырнадцать лет разницей в возрасте? — поинтересовалась я.
— Не такой и большой, — сказал он.
— А когда последний раз у вас было свидание с шестидесятилетней? — спросила я.
Боб откинулся на спинку стула и посмотрел на меня сквозь полуприкрытые глаза таким взглядом, который, я уверена, он считал неотразимо соблазнительным.
— Ларри говорил мне, что с вами может быть нелегко.
— Что он сказал?
— Точно не помню. Просто у меня сложилось впечатление, что с вами может быть нелегко, — сказал Боб. — Вас беспокоит мой возраст?
— Ну, можно сказать, да, — ответила я.
— С чего бы это?
— Потому что когда-нибудь, когда мне будет шестьдесят, может быть, мне захочется встретиться с парнем, которому будет всего сорок шесть и который будет врачом. Но я не смогу этого сделать, потому что он будет в это время встречаться с тридцатидвухлетними дамами с более свежими яйцеклетками.
— С физиологической точки зрения тридцатидвухлетние яйцеклетки не такие уж свежие, — заметил Боб. Он произнес это отсутствующим врачебным тоном, который иногда проявляется у докторов. — Представление о том, что тридцать пять — это крайний срок, не больше чем миф. Способность к рождаемости резко снижается после тридцати пяти, но статистически значимые нарушения в хромосомах начинают проявляться значительно раньше.
— Насколько раньше? — спросила я.
— С двадцати восьми, двадцати девяти. Если бы я был женщиной, то родил бы всех своих детей до тридцати. Разумеется, в наши дни это не очень популярная точка зрения, зато она справедлива, выражаясь сухим языком науки.
Наступила долгая пауза.
— О таких вещах на свидании с женщиной нельзя говорить, — наконец сказала я.
— Почему это? — спросил Боб.
— Потому, — сказала я. — Потому что я запрещаю эту тему.
Он рассмеялся.
— Вы запрещаете это.
— Да, — согласилась я. — Будучи человеческим существом, вынужденным делить эту планету с вами, я навсегда запрещаю вам вести подобные беседы с любой женщиной, с которой у вас назначено свидание.
— Я бы не завел с вами этот разговор, будь вы старше. Можете мне поверить. Мне часто приходится иметь дело с тридцатипятилетними дамочками, и я никогда не заговариваю об этом, — сказал Боб. — Я хочу сказать, такая вот одинокая тридцатипятилетняя женщина бросает на меня взгляд и решает, что я — ее шанс заполучить ребенка вопреки всему и резко снизить вероятность развития рака груди.
Может, швырнуть в него чем-нибудь? — подумала я. — Например, одной из этих хрустящих булочек. Просто взять и бросить…
— Недавно я прочел интересную статью, — продолжал он. — В ней говорится, что тем женщинам, которые приближаются к сорокалетнему возрасту и не могут забеременеть, не стоит ни о чем беспокоиться. Технологии развиваются так быстро, что эти дамочки вполне могут подождать еще лет двадцать и обзавестись ребенком в шестьдесят.
Хватит, решила я. Я взяла с тарелки булочку и швырнула в него. Она попала ему в правый висок, потом упала на пол и прокатилась несколько футов, оказавшись под соседним столиком. Боб замолчал на мгновение, а затем вдруг начал смеяться. Собственно, у него это получалось гораздо лучше, чем я могла ожидать. Он все смеялся и смеялся. Можно было подумать, что получить в голову куском хлеба было самой смешной вещью, которая когда-либо случалась с ним.
— Послушайте, это великолепно. Просто великолепно. Большинство девушек не сделали бы этого. Швыряться хлебом во время первого свидания с незнакомцем.
— Для меня это было в первый раз, — сказала я.
— Как бы то ни было, — ответил Боб, — вам не о чем беспокоиться. Когда вам исполнится сорок, вы
