– Что-то я не замечал ни в одном из нас обоих голубизны. На мужиков ни тебя, ни меня не тянуло.
Но Чарли пропустил мою остроту мимо ушей. Впрочем, она была не из лучших, которые могут прийти на ум. Он кинул на меня рассеянный взгляд и полез за сигарой.
– Приятели ценят друг в друге только достоинства. А друзья не боятся даже недостатков.
Мы посидели пару минут.
– И все-таки, знаешь, меня грызет тревога, – нарушил я молчание.
– Еще бы, – вздохнул Чарли. – Но если ты о деньгах, – когда бы они тебе ни понадобились, я – рядом. Только свистни…
– Да нет уж, Чарли! Обойдусь пенсионными от университета. Ты и так мне помог достаточно! И потом еще – это швейцарское наследство…
Домой я вернулся поздно. Абби куда-то ушла, наверное, к соседям. Я стал проверять, все ли уложено в чемоданы. Это заняло у меня минут двадцать. А когда кончил, сел смотреть телевизор. Абби вернулась через час и слегка навеселе. Я не поверил своим собственным глазам. На губах ее играла бесшабашная улыбка.
– Ну, Руди, – сказала она, – сбылась-таки твоя сокровенная мечта! Теперь ты сможешь трахаться сколько тебе влезет и с кем захочешь…
Я посмотрел на нее с удивлением.
– Ты что, набралась? – спросил я. – На тебя не похоже. Ты ведь такая трезвенница…
– А почему нет? – усмехнулась она. – Что, нельзя? Я ведь остаюсь соломенной вдовой…
Я ничего не ответил. Еще не хватало растрогаться и пожалеть ее.
– Руди, – вдруг услышал я и даже вначале подумал, что ослышался. – Ты не возражаешь, если мы займемся сегодня сексом? Надо же попрощаться по-человечески…
Я бросил на нее недоуменный взгляд, Ее, кажется, развезло.
– Если хочешь, – рассмеялся я. – Неужто святая сошла с иконы?
– Считай, что ты ее соблазнил, – улыбнулась она.
Зайдя в ванную, я не закрыл дверь. Внезапно я почувствовал, как она протискивается за моей спиной к унитазу.
– Не помешаю? – спросила она. – Хочу пописать…
Я прикрыл глаза.
– Нет…
Раздался тоненький, чуть позванивающий писк струйки о фаянс. Когда-то я говорил Абби, что моя мечта – чтобы она потеряла со мной всякий стыд. Что она не только не оскорбит меня, но наоборот – станет от этого еще ближе…
Абби не стала натягивать трусы, а сняла их совсем. Потом, чуть закусив губу и не сводя с меня взгляда, расстегнула и скинула платье.
– Открой воду и набери ванну, – сказала она мне. – Только погорячей.
Я заткнул ванну пробкой и пустил во всю силу струю пыхающей паром воды. Абби сняла лифчик, и груди ее тяжеловато упали на чуть подернутый голубыми прожилками живот.
– Ты не раздеваешься? – спросила она, приблизившись ко мне.
После аварии обоняние у меня обострилось. Я принюхался: Абби пахла чуть увядшими цветами и сахарницей, где слишком долго пролежал сахар.
Не ответив, я стал раздеваться. Абби уселась в ванне. Вода была горячей, и она, вздрогнув, ойкнула и закрыла глаза. Потом, чуть привыкнув к температуре, дотронулась рукой до моего паха.
– Дай-ка мне его! – сказала она. – Вот так…
Я зажмурился: ничего подобного в нашей жизни не происходило. Ощущение от ее прикосновения вдруг приподняло меня, как нахлынувшая волна. Я смотрел в ее потемневшие от совершаемого греха глаза, на изогнувшиеся губы, и от этого ее самопожертвования у меня защекотало в ноздрях.
– Тебе хорошо? – спросила она.
Я медленно кивнул.
– Жаль, что я не могла на это решиться раньше…
– Ты права, – сказал не я, а кто-то другой вместо меня.
Теперь пришла моя очередь. Она привстала, и я услышал то, чего не удостаивался никогда раньше: ее громкий и бесстыдный стон.
– Руди, – сказал она, – я перед тобой виновата. Прости меня, Руди…
Я молчал.
– Нет-нет, не думай, что я хочу, чтобы ты отменил свое решение! Просто это – вроде прозрения. Поверь, оно искреннее…
– Я тебе верю, – кивнул я.
– Так жаль, что этого не произошло раньше. Ведь наша жизнь могла бы сложиться совершенно иначе. Все – чувства, отношения, судьба… Порой я просто ненавижу свою сдержанность! – отрешенно созналась
