Как у Паулины и всех ее близких друзей, у Камиллы предметы разговора были намного возвышеннее, чем у Филиппа.
– Ни за что не умирайте в другой стране, если не говорите на их языке, – сказала она, рассказывая о внезапной кончине мужа на улице в Барселоне. – Это был какой-то кошмар. Посольство было бессильно. Благодарю Бога за помощь Жюля Мендельсона. Он сделал несколько звонков и все уладил. Тогда я смогла перевезти на корабле бедного Орина домой.
Заметив, что Филипп слушает ее внимательно, она взяла его карточку и прочитала имя, хотя он уже дважды его называл.
– Филипп Квиннелл. Почему вы приехали сюда, на Золотой Запад? – спросила она.
– Спасаюсь от преследования, – сказал он.
– Преследования? От кого?
– Я кое-что написал, что обидело некоторых очень влиятельных людей, и я подумал, что будет лучше, если я покину на какое-то время Нью-Йорк.
– О, Боже! Не вы ли написали книгу, которая разозлила весь Нью-Йорк? – спросила она.
– Да, это был я.
– Тогда неудивительно, что Паулина пригласила вас, – сказала Камилла улыбаясь. – Такого рода вещи она обожает.
Когда она улыбнулась, ямочки появились на ее щеках, и в глазах загорелся огонек. Они посмотрели друг на друга с большим интересом.
– Кто-то побил вас, не так ли? Мне кажется, я читала об этом.
Он действительно написал книгу об особой системе финансовых махинаций, которая вызвала возмущение нескольких влиятельных «шишек» в деловом мире Нью-Йорка. Один из хорошо известных на Уолл-стрит воротил пригрозил, что переломает ему ноги, и Филипп знал, что его угроза – не пустые слова. Такого же мнения был его адвокат, тем более что этот деятель был известен своими связями. Поэтому, когда Каспер Стиглиц, голливудский продюсер, связался с ним через своего агента, чтобы узнать, не заинтересуется ли он работой над сценарием для документального фильма о проблеме наркотиков в киноиндустрии, Филипп воспользовался этой возможностью, хотя абсолютно ничего не знал ни о киноиндустрии, ни о распространении наркотиков. Он принял предложение Стиглица, потому что считал, что четырех-пятимесячное оплаченное проживание в Северной Калифорнии – как раз то, что ему необходимо в данной ситуации.
– Шикарная вечеринка, – сказал Филипп, оглядывая комнату.
Камилла, поймав его взгляд, кивнула в знак согласия.
– У Паулины всегда шикарно, – сказала она.
– Вероятно, для такого вечера есть особенный повод? Какой-нибудь важный гость, день рождения, юбилей, или что-нибудь в этом роде? Или люди вашего круга ежедневно устраивают приемы на шестьдесят персон с редкими винами и с приглашением оркестра?
Камилла рассмеялась.
– Вы правы. Этот вечер особый. Не могу сказать, что я воспринимаю все это как должное, но я столько лет хожу на подобные вечера, что, видимо, утратила остроту восприятия.
– Не годится вам терять остроту восприятия, миссис Ибери, – сказал Филипп. – Глаза и уши должны быть начеку, иначе вы можете упустить что-то важное.
Камилла с интересом посмотрела на Филиппа.
– Камилла, – сказала она.
– А я – Филипп, – ответил он.
– Я знаю.
– Кто эти люди, я имею в виду тех, что сидят рядом с бывшим президентом и кинозвездой? – спросил Филипп, указывая на другой конец стола.
– А, эти? Их можно назвать ядром компании. Мой папа обычно говорил о них как о людях, способных скрывать кое-что от газетчиков, – сказала Камилла.
– Что именно?
– Разное.
– Вы имеете в виду лес, полный тайн? Она засмеялась.
– Вот-вот, что-то в этом роде. Филипп снова оглядел комнату.
– Все это в какой-то мере очаровывает. По крайней мере, меня.
– Возможно, таких, как вы, которые поживут здесь несколько дней или недель и уедут. Но если бы вы прожили здесь подольше, то поняли, что все вечеринки – вариации на одну и ту же тему. За исключением Мендельсонов, чьи вечера всегда несколько экстравагантны. Но учтите: Мендельсоны – не совсем анджелесцы, в том смысле, что они, в отличие от нас, не родились и не выросли здесь. Нас всего две или три сотни, кто постоянно собираются на такие вечера, правда, в различных комбинациях. Мы редко расширяем свой круг, и вы редко можете прочесть о нас в газетах.
Она улыбнулась, как бы извиняясь, сопровождая улыбку жестом беспомощности.
– Продолжайте, продолжайте, я заинтригован, – сказал Филипп.
– Ну, что ж. Мы никогда не смешиваемся с толпой людей кино, только иногда с людьми из Пасадены, за исключением официальных приемом или благотворительных акций, таких, как в музеях или в Музыкальном
