Призраки

Лорд Дансени Призраки

Спор между мною и моим братом в его огромном уединенном особняке вряд ли заинтересует моих читателей. Во всяком случае, не тех, чье внимание я надеюсь привлечь к проделанному мною опыту и к странным событиям, что произошли со мною в тех опасных пределах, куда по легкомыслию и невежеству своему позволил я вступить моей фантазии.

А навестил я брата в Уанли.

Особняк Уанли расположен в месте безлюдном и глухом; темные перешептывающиеся кедры обступили его со всех сторон. Кедры дружно кивают головами, когда налетает Северный Ветер, и снова согласно кивают, и украдкой возвращаются к былой неподвижности, и некоторое время ничего более не говорят. Северный Ветер для них – словно любопытная задачка для умудренных старцев. Они многое знают, эти кедры, ибо стоят здесь испокон веков. Их предки знавали Ливан, а предки их предков служили королю Тира и являлись ко двору Соломона. А среди этих чернокудрых детей седовласого Времени высился древний особняк Уанли.

Не знаю, волны скольких веков окатывали его стены призрачной пеной лет; но он по-прежнему незыблемо стоял на месте, а повсюду вокруг взгляд различал реликвии далекой старины – так причудливые водоросли льнут к неколебимому утесу. Здесь, словно раковины давно вымерших моллюсков, красовались доспехи, облекавшие мужей встарь; здесь же висели многоцветные гобелены, прекрасные, словно морские цветы; никакого современного хлама течение туда не заносило: ни мебели начала викторианской эпохи, ни электричества. Торговые пути, засорившие годы пустыми консервными банками и дешевыми романами, пролегли далеко отсюда.

Ну да, ну да, века еще сокрушат Уанли и разнесут обломки по далеким берегам. Но пока особняк стоял, и я приехал в гости к брату, и мы поспорили по поводу призраков. На мой взгляд, мнение брата по этому вопросу нуждалось в существенной поправке. Он смешивал воображаемое и действительное; он утверждал, что свидетельства очевидцев, даже полученные не из первых рук, доказывают, что призраки и впрямь существуют. А я говорил, что даже если кто-то и в самом деле видел призраков, это ровным счетом ничего не доказывает; кто поверит, что существуют малиновые крысы? – а между тем найдется немало свидетельств того, что люди наблюдали их в бреду.

Наконец, я объявил, что даже если бы увидел призраков воочию, то все равно продолжал бы опровергать их существование.

И вот я прихватил со стола горсть сигар, и выпил несколько чашек очень крепкого чая, и, отказавшись от ужина, удалился в комнату, отделанную черным дубом, где все кресла были обиты декоративной тканью; а брат, утомленный нашими пререканиями, направился в спальню, по пути убежденно втолковывая мне, что не след обрекать себя на подобные неудобства. Я стоял у подножия старинной лестницы, а огонек братней свечи поднимался все выше, но хозяин дома все продолжал уговаривать меня поужинать и идти спать.

Зима выдалась ветреной; за окном невнятно бормотали кедры – уж и не знаю, о чем; полагаю, что они считали себя тори давно вымершей школы и тревожились о каком-нибудь нововведении. Внутри, в очаге потрескивало огромное отсыревшее полено, выпевая жалобный мотив, а высокое пламя дрожало над ним и отбивало такт, и все тени столпились вокруг и закружились в танце. В отдаленных углах древние скопления мглы восседали словно дуэньи, не трогаясь с места.

Дальше, в самой темной части комнаты, находилась дверь, что никогда не отпиралась. Она вела в зал, но никто ею не пользовался; возле этой двери встарь произошло нечто, чем семья не имела оснований гордиться. Мы предпочитаем не говорить об этом.

Свет очага озарял освященные веками очертания старинных кресел; руки, что вышили ткань, давно покоились глубоко под землей; иглы, коими они работали, стали множеством отдельных чешуек ржавчины. Никто не ткал ныне в этой древней комнате – никто, кроме прилежных старых пауков, что бодрствовали у смертного одра реликвий былого и готовили саваны для их праха. Саван уже свисал с карнизов, одевая сердцевину дубовых панелей, источенных червем.

Разумеется, в такой комнате и в такой час воображение, и без того возбужденное голодом и крепким чаем, могло бы увидеть призраки бывших обитателей особняка. Именно на это я и рассчитывал.

Мерцал огонь, по стенам плясали тени, воспоминания о странных происшествиях, вошедших в историю, ярко оживали в моем сознании; но вот семифутовые часы торжественно пробили полночь – и ничего не случилось.

Фантазия моя не желала уступить понуканиям, и предутренняя прохлада разлилась в воздухе, и я едва не заснул, когда в смежном зале послышался шорох шелковых платьев – его-то я и предвкушал и ждал. Затем парами вошли высокородные дамы и их кавалеры времен короля Иакова I.

То были лишь тени – тени, исполненные достоинства и почти неразличимые; но все вы читали истории о привидениях и раньше, все вы видели в музеях костюмы тех времен – засим, описывать процессию нет нужды; призраки вошли и расселись по старинным креслам, я бы сказал, несколько необдуманно, учитывая ценность старинной вышивки. И шуршание платьев смолкло.

Ну что ж, вот я и увидел призраков, однако страха не испытал и в существование их не поверил. Я уже собирался встать с кресла и отправиться спать, когда в смежном зале послышался топоток, звук шагов по полированному полу, и то и дело нога соскальзывала, и я слышал, как о дерево царапают когти, словно некое четвероногое существо теряло и снова обретало равновесие.

Не то чтобы я испугался, но почувствовал себя неуютно. Топоток приближался прямиком к комнате, в которой я находился, затем я услышал, как жадные ноздри плотоядно принюхиваются; может быть, «неуютно» – не совсем то слово, чтобы описать мои ощущения в ту минуту. В следующее мгновение в зал ворвалась целая стая черных тварей, ростом покрупнее собак-ищеек, с большими висячими ушами; уткнув носы в землю и принюхиваясь, они подбежали к лордам и леди былых времен и принялись ласкаться к ним самым отвратительным образом.

Глаза их, полыхающие жутким светом, казались бездонными. Заглянув в эти глаза, я вдруг понял, что это за существа, и испугался.

То были грехи, мерзостные смертные грехи великосветских кавалеров идам.

Как скромна она – леди, что устроилась подле меня в старомодном кресле – как скромна и как мила, и однако же рядом с нею, уткнув голову ей в колени, восседает грех с запавшими алыми глазами, явное свидетельство убийства. А вы, златокудрая леди, неужели и вы… да, это кошмарное желтоглазое чудище крадется от вас вон к тому придворному; стоит одному из вас его отогнать, и он возвращается к другому. А вон та дама пытается улыбнуться, поглаживая гнусную мохнатую голову чужого греха, но один из ее