Случай представился между Албуфейрой и Сильвишем. Он увидел узкую дорогу, почти проселочную, ведшую на север в направлении предгорий Мончике и Калдейрау. Небо порозовело, синие и фиолетовые облака плыли над холмами. Сверкнув последним оранжевым отблеском, солнце скрылось за линией горизонта. Хьюго, не задумываясь, резко повернул направо. Потом сбавил скорость — ехать было нелегко.
В зеркало он увидел, что «сеат» тоже свернул с шоссе и последовал за ними по каменистой и сухой долине, которую оживляли пышные заросли на склонах холмов.
— Так, теперь надо бы найти какую-нибудь сельскую дорогу или совсем маленькую тропку…
Он нашел ее километров через десять, у другой развилки. Каменистая дорожка вела на восток, к Серра-Калдейрау, теряясь в ночи среди холмов.
— Ладно, вот как мы поступим; я остановлюсь, а вы сделаете все, о чем мы сейчас договоримся. Ясно?
Пинту молча кивнул.
Кеслеру не удавалось связаться с Вондтом, именно поэтому он так нервничал. Во всяком случае, так он позже объяснял себе все случившееся. Вондт был у Евы Кристенсен, где-то в Алгарве, может быть, на ее яхте, никто не знал специальную частоту, которой пользовалась Ева К. во время перемещений по морю, он вообще сомневался, что с ней можно соединиться по обычной рации.
Как бы то ни было, Вондт приказал ему даже не пытаться связываться с ним во время его «физических» свиданий с госпожой Кристенсен, и Кеслер с плохо сдерживаемым нетерпением поглядывал на маленький радиоприемник, подвешенный под приборной доской. Вот почему он чуть было не пропустил момент, когда те двое свернули направо, к северу.
— Ах, сволочь! — пробормотал он, включая сигнал поворота. — Они едут прямо к Серра-Мончике!
Внутри у него все похолодело. Эти типы выследили их убежище?
Но как же они смогли…
Вондт.
Вондт заезжал после обеда к этому парню, Пинту, в склады Корлау, а потом велел ему следить. Меньше чем через полчаса после приезда Кеслера Пинту вышел вместе с темноволосым мужчиной в черных очках и в черной кожаной куртке военного образца.
Кеслер переговорил с Вондтом, который в тот момент ехал в Сагриш. Тот попросил его сесть на хвост их машине и ни в коем случае не упустить ее из виду. Сказал, что свяжется с ним сразу после разговора с госпожей К. Кеслер спросил:
— Как вы думаете, кто этот парень?
— Не знаю, — рявкнул металлический голос Вондта из динамика.
— Вы не думаете, что это тот самый? Сицилиец от Тревиса? Стрелок из гостиницы?
— Дьявол, Кеслер… м-м, Густав, я ни хрена не знаю, вы все мне говорили, что видели какую-то тень с волосами металлического цвета. Правильно? А теперь ты говоришь о брюнете, так вот, уясни: Я НЕ ЗНАЮ!!! Все, что мне от тебя нужно, — чтобы ты ни на секунду не терял из виду их задние огни.
И этот сукин сын вырубил связь.
Ну вот, а теперь Вондт будет виноват, если они едут в Мончике. Он засветился, идиот, и это в любом случае означает, что кто-то напал на след их группы.
Вондт специально повторил, что просит его только следить за машиной и ждать вызова. «Но, если Пинту и сицилийский убийца нападут на убежище, ребятам несдобровать», — лихорадочно думал он.
Он долго колебался, потом позвонил в дом. Трубку взял Дорсен.
— Слушаю, Дорсен.
— Это я, Кеслер. Есть новости…
— Да?
— Пинту, тип из Тавиры, к которому ездил Вондт, он в машине с сицилийцем из Эворы, я еду за ними. Понял?
— Ну и что?
— А то, что они едут прямо к Серра-ди-Мончике. Долгая пауза.
— Ты Вондту звонил?
— Нет, сейчас он недоступен.
— Что предлагаешь?
— Поговори с Сорваном, и будьте настороже.
— Что это значит? Я тебя спрашиваю, что нам делать, если эти ребята сюда вломятся…
— Сам знаешь, я приказов не отдаю. Я могу только получать их от Вондта, но сам не могу приказать ничего и никому, так что поговори с Сорваном и решайте. И перезвони мне.
Он резко прервал разговор.
Дерьмо, их нет на дороге, вот ублюдки… Нет, вот машина, он заметил их на разбитой дорожке, которая уходила к каменистым массивам на востоке, удаляясь от Мончике.
Ему пришлось резко затормозить, чтобы не проскочить развилку.
Он увидел красные огоньки и белый свет фар, мелькавшие между холмами. Нужно держаться на расстоянии, чтобы его не засекли.
Ему перезвонил сам Сорван:
— Эй, что за дела? Сицилиец Трревиса у нас на хвосте?
— Точно сказать не могу. Они двигались в сторону Серра-ди-Мончике, но только что повернули на восток, к Серра-Калдейрау, или как там…
— Если они возвращаться в Мончике, срразу звони, Кеслер…
— Что собираетесь делать?
— Это есть мое дело, срразу звони, и все. Сорван бросил трубку, не дождавшись его неопределенного «ладно».
Он переключил внимание на машину. И вдруг свет фар погас.
Нервно — слишком нервно — он надавил на педаль газа, и автомобиль заскакал по каменистой дороге. Он натолкнулся на «ниссан» сразу после крутого поворота, за холмом, не очень крутым, но служившим хорошим прикрытием.
Машина стояла с погашенными фарами, обе дверцы были закрыты. Он резко затормозил, но все равно чуть было не врезался ей в хвост.
Не выключая мотора, быстро сунул руку под куртку.
В тот же момент тишину разорвал грохот пальбы, стекла разлетелись вдребезги.
Он инстинктивно съежился на сиденье под дождем из осколков плексигласа, впереди вспышки выстрелов разрывали мрак.
Потом наступила тишина, такая же угрожающая, как внезапный раскат грома.
Голос снаружи прокричал по-английски:
— В следующий раз разнесу всю тачку, ясно?
Голос шел спереди справа. Оттуда, где больше не было ветрового стекла и где на склоне холма, за большим камнем, стоял какой-то тип. В руках у него был массивный короткий автомат с мощным телескопическим прицелом. От ствола шел дымок.
Человек медленно двинулся к машине, глядя в прицел.
Кеслер сообразил, что первый залп пришелся на пассажирское сиденье и на правую сторону капота, приведя в негодность мотор, но чудесным образом сохранив жизнь ему самому. Его пальцы сжимали рукоятку револьвера, но он не рисковал достать его.
Сзади слева послышался другой голос:
— Главное — не двигайтесь, сеньор.
Он повернул голову, чтобы взглянуть в зеркало, и то, что он увидел, его не вдохновило.
У задней дверцы стоял второй тип со здоровенным ружьем.
Кеслер медленно поднял руки над головой, чтобы они могли разглядеть их.
Да, на сей раз мадам Кристенсен совсем не обрадуется.
— Что вы собираетесь с ним делать?
