со лба, а также бутылку виски.
– Выпей глоток перед началом. Это поможет тебе...
Как режиссер Анри-Жорж отличался исключительной четкостью. Он всегда самым тщательным образом готовил свои мизансцены, чтобы не терять попусту времени во время съемок. Когда я появился в павильоне, освещение было уже отработано на моем дублере, расположение участников съемок, их перемещения по площадке помечены мелом на полу. В фильмах Анри-Жоржа актеры чувствовали себя как в хорошо пригнанных платьях.
Предстояло снять сцену, где я в пижаме сижу в своей комнате. Приходит сосед, чтобы сообщить о намеченной на завтра казни моего отца. Он не знает, как передать эту страшную новость. Интуиция подсказывает мне, что случилось какое-то несчастье, и я выхватываю торчащую из его кармана газету.
Анри-Жорж подробно разъяснил мне, что я должен делать в начале сцены: я лежу плашмя на кровати, уткнувшись лицом в подушку. В дверь стучат. Я кричу: 'Войдите!' – и вижу соседа. Некоторое время я никак не реагирую, затем замечаю его растерянную физиономию и догадываюсь о том, что случилось какое-то несчастье. Медленно встаю на колени и спрашиваю, не сводя с него глаз: 'Что случилось?' Он, не отвечая, плюхается на стул. Я, спрыгнув с кровати, бросаюсь к окну и задергиваю занавески.
– Вы все поняли?
– Да, месье Анри-Жорж.
– Первое: ваши мечтания прерваны внезапным вторжением. Второе: вы чуете неладное. Третье: из боязни услышать самое страшное вы не решаетесь задать вопрос. Все на месте?
Я тайком наложил на себя крестное знамение. Мов заметила мое движение и дала понять, что душой она со мной. Никогда еще девушка не казалась мне такой хрупкой и беззащитной. Скромно сидящая в своем углу, она была далеко-далеко, словно я смотрел на нее в перевернутый бинокль.
Я занял свое место. Свет прожекторов пригвоздил меня к кровати. Ослепленный, я едва видел дверь, в которую должен был постучать сосед.
– Тихо! Идет съемка!
– Объявляй!
– 'Лошади', двадцать шесть, дубль первый!
Хлопок.
– Начинайте!
Анри-Жорж прокричал последнюю команду таким тоном, каким дрессированной собаке приказывают прыгать через горящий обруч.
Я неподвижно лежал на кровати, прикрыв глаза. Раздался стук в дверь. Немного подождав, я издал сдавленно: 'Войдите'. Появился сосед. Эту роль исполнял Франсуа Матье, артист из 'Комеди Франсэз'. Довольно невзрачный на вид, он потрясающе владел актерским ремеслом, играл каждую букву произносимого текста.
– Привет!
Я, не мигая, следил за его приближением, пока у меня не закололо в глазах. Затем встал на четвереньки.
– Стоп!
С самого начала съемки я опасался этого момента, даже хотел сказать режиссеру: 'Плохо ли, хорошо ли я буду играть, не останавливайте съемку. Дайте мне пообвыкнуть. Я ведь вовсе не самоуверенная звезда, а всего лишь перепуганный насмерть паренек'. И вот теперь роковое слово прозвучало, знаменуя собой начало моего конца. Пока я так думал, Анри-Жорж склонился надо мной с недовольным видом.
– Нет, нет и нет!
– Что-то не так? – пролепетал я.
– Вы встаете на колени с таким видом, словно собираетесь трахнуть девчонку. Вам необходимо сыграть следующее: бы предавались мечтам, вам помешали, вы чувствуете неладное. Ощущаете тревогу, то есть постепенно превращаетесь в существо, которым полностью овладел страх. Дикий зверек, которого вспугнули. Понятно?
– Да.
– Начинаем сначала. Готовы?
Мы повторяли эту сцену восемь раз, но нужного результата так и не добились, Я совсем перестал играть. Голова наполнилась густым туманом, и из нее напрочь улетучились все указания Анри-Жоржа, касающиеся моего героя. Я уже абсолютно не представлял себе, для чего нахожусь в этой комнате, с какой целью явился ко мне Франсуа Матье. После восьмого дубля Анри-Жорж уже не кричал. Мертвенно-бледный, он холодно смотрел на меня неподвижными и круглыми, как пуговицы, глазами.
– Ступайте к себе в уборную, Теланк. Я к вам сейчас приду.
В панике я совершенно забыл о Мов и был удивлен, обнаружив ее плачущей в моей уборной. Увидев меня, она вскочила на ноги.
– Получилось?
– Нет, Мов. Я совершенно не могу играть...
– Я это поняла. Какой ужас, Морис. Ты ни на что не способен без нее.
Эта мысль была для Мов особенно невыносима. Я прислонился спиной к холодной стене и почувствовал облегчение. Вскоре, в сопровождении Мованна, явился Анри-Жорж. Они, судя по всему, уже успели обменяться мнениями по поводу меня. Оба выглядели расстроенными. Первым с унылым видом заговорил Мованн:
