— Мадам… Что поделать, мадам… Мадам…
Затем наступила тишина. Головокружительная тишина, еще более острая оттого, что я стоял в темноте лестницы.
Я не двигался и еле-еле дышал. Не знаю, сколько времени прошло. Я должен был исчезнуть, но какая- то тайная сила удерживала меня на месте. Я хотел знать. По всей видимости, они «обнаружили» труп Жерома Драве. Но где она скрывала его? И зачем перенесла? Почему она так долго откладывала его открытие?
Почему? Почему? Этот кошмар становился непереносимым…
Наверху открылась дверь. Длинный треугольник бледного света упал на решетку грузового лифта. Узкий силуэт молодой женщины отразился на этом фоне.
Игра теней. Или нет: трагедия теней. Мужчина в кожаном пальто старался удержать женщину, она пыталась убежать.
— Я прошу вас. Полиция вот-вот приедет. Успокойтесь, мадам. Я прошу вас… Я прекрасно понимаю — это ужасно, но надо… Давайте вернемся… вернемся…
Он втащил ее в квартиру, даже не закрыв дверь.
Я уставился на треугольник света, слушая отрывистые рыдания мадам Драве. Я отлично знал, что мне надо бежать во что бы то ни стало. Я рисковал всем, если полиция обнаружит меня здесь.
На цыпочках я стал спускаться по каменным ступенькам, но как только достиг конца лестницы, резкий вибрирующий вой полицейской сирены раздался совсем рядом. Я чуть было не упал в обморок.
Сирена замолчала. Чуть звякнули ворота. Я был пойман в ловушку, мне ничего не оставалось, как оттянуть развязку, поднявшись наверх.
Я стал подниматься по лестнице, на этот раз даже не стараясь заглушить шум шагов. Может быть, есть хоть малейшая возможность убежать через крышу? Я вспомнил окошко над кабиной грузового лифта.
Я достиг освещенной площадки, бросил быстрый взгляд на нее, чтобы удостовериться, что ни Ферри, ни мадам Драве не стоят в дверях. Их там не было. Зато я увидел нечто иное, что едва не лишило меня рассудка: сквозь открытую дверь был отчетливо виден труп Жерома Драве, на диване, в точно таком же положении, в каком я обнаружил его в первый раз.
Но вот я уже проскочил освещенную площадку и засомневался, не было ли увиденное мною галлюцинацией.
Дальше лестница была узкой и деревянной, я поднялся по ней настолько быстро, насколько смог. А внизу уже слышались шаги полицейских. Я застыл на месте, не в состоянии успокоить свое дыхание, казалось, что-то сдавило мне грудь, а снизу слышались шепот и неразборчивые восклицания. Ситуация, в которой я находился, была безвыходной. Если полицейские поднимутся по лестнице, то безусловно, обнаружат меня, и я никогда не заставлю их поверить, что нахожусь здесь лишь в качестве любопытного.
Лестница кончалась там, где я стоял. Что было делать?
Необычайно осторожными мягкими движениями я стал ощупывать стену. Мои пальцы стали пальцами слепого они превратились в глаза. Я почувствовал шероховатую поверхность двери, набалдашник ручки и медленно-медленно стал его поворачивать. Я молил Бога, чтобы дверь открылась.
И, слегка скрипнув, она поддалась, но для меня это скрип был подобен выстрелу из пушки. Несколько мгновений я стоял не шевелясь, набираясь храбрости, затем с бесконечными предосторожностями стал открывать дверь. У меня вновь появилась надежда. Я забыл о трупе там, внизу, о комедии, которую играла мадам Драве, о полиции, я думал лишь о спасении — ведь на всех чердаках есть выход на крышу. Если я отыщу его, то, может быть, буду спасен. Но чем дальше проникал я внутрь, тем больше сгущалась тьма, я продирался на ощупь в темноте, которая была вязкой, словно болото.
Войдя внутрь, я стал закрывать за собой дверь. Я действовал с еще большими предосторожностями. Когда наконец мне это удалось и ручка повернулась, мне показалось, что между мной и полицией воздвигнута стена.
На мгновение я замер, пытаясь успокоить спазматическое дыхание. Подо мной раздавались шаги, были слышны какие-то слова, телефонные звонки. Они, наверное, вызывали «скорую помощь», предупреждали прокуратуру. Станут ли они обыскивать дом? Теперь меня мучил страх еще больший, чем прежде. Я знал, что у мадам Драве есть соучастник. Иначе кто же в ее отсутствие вновь перенес труп в салон.
И тот, или та, кто совершал эти жуткие манипуляции, может быть, еще в это время находился в доме. Или же отсюда был выход, о котором я не знал, хотя, не исключено, что неизвестный ушел, пока я дремал в кабине грузовика.
Наверное, из-за этого сообщника мадам Драве и не стала запирать ворота. А вдруг этот человек сейчас на чердаке? Я представлял его где-то рядом, готового перерезать мне горло.
Казалось, я слышал чье-то легкое дыхание. Я пытался взять себя в руки, уверяя, что это мое собственное дыхание, но ужас продолжал расти. Я испытывал большое желание открыть дверь и спуститься к полицейским. Единственное, что останавливало меня — мысль о молодой женщине, которая одна отбивалась от них.
Несколько раз она просила меня исчезнуть, но я не послушался.
Я решил противостоять, преследовать ее. Если я появлюсь, для нее будет все кончено, так же, как и для меня.
— Здесь есть кто-нибудь? — прошептал я.
Никто не ответил, но мой голос успокоил меня. Если у жены Драве был соучастник, то не такой же он идиот, чтобы остаться ждать полицию на месте преступления!
На лестнице стало очень шумно. «Так и есть, — подумал я. — Они обыскивают дом и ателье». Обезумев от страха, я ждал, что вот-вот дверь резко распахнется, и в лицо мне ударит свет электрического фонарика. Но время шло.
Иногда шаги там, внизу, затихали, но едва я начинал надеяться, они раздавались снова. Я переходил от надежды и даже уверенности к панике, когда я готов был кричать от страха.
Мне показалось, что я нахожусь слишком близко от лестницы, поэтому я осторожно попятился. Локтем я задел косяк какой-то двери и понял, что оказался в более просторном помещении. Я медленно передвигался, ища выход на крышу, но выхода не было; я поднял руку, чтобы ощупать потолок, но пальцы ушли в темноту.
Сделав несколько шагов, я наткнулся на что-то, должно быть, на коляску, скорее всего, принадлежавшую малышке Люсьенне. Она со звоном откатилась. Шум снова разбудил во мне страх: не услышали ли внизу?
Ни в коем случае я не должен был больше двигаться, иначе рисковал свалить какой-нибудь хлам, которым обычно забивают чердаки. С бесчисленными предосторожностями я растянулся на полу и, почувствовал бахрому старого ковра, прижался к нему щекой.
Иногда страусиная тактика бывает полезной. Лежа неподвижно, с закрытыми глазами, я чувствовал себя в безопасности. Даже если кто-нибудь поднимется сюда и осветит чердак фонариком, то вполне возможно, что меня не заметят. Я вновь начал надеяться. Даже если труп передвигали полицейские должны поверить в самоубийство Драве. Они обойдутся простыми формальностями.
Я услышал сирену «скорой помощи», стук дверей, крики…
Внизу продолжали ходить, разговаривать, часто раздавалось металлическое позвякивание телефона. Потом вновь крики, рыдания, — наверное, приехали родители Драве.
Я посмотрел на часы. Их светящийся циферблат был единственным светлым пятном в комнате. Секундной стрелки не было видно, светились лишь цифры и две стрелки.
Шесть часов… Шесть двадцать… Без четверти семь утра.
Прошло уже полтора часа с тех пор, как обнаружили тело, значит, они не будут проводить обыск. Если бы у полиции появились какие-то сомнения, она тут же перевернула все вверх дном.
Неужели я спасен?
Я не решался в это поверить. Мне оставалось преодолеть еще столько преград: выйти с чердака, спуститься по лестнице, пересечь двор…
Если мадам Драве будет не одна, то как я объясню свое присутствие в доме, а если она уйдет, то как я пройду сквозь запертые ворота?
