поговорить об этом с Лаурой:
— Ваша квартира теперь, наверное, безнадежно засвечена. У вас есть семья?
— Нет, я живу одна.
— Тем лучше… Так вот, вы знаете Брюссель, а я нет — не приходит вам в голову, где мы могли бы отсидеться некоторое время?
— Это надо у Буржуа спрашивать.
— Буржуа! Черт побери, его нужно срочно предупредить, с ним, ненароком, тоже может что-нибудь случиться!
— Не тревожьтесь, — успокаивает она меня, — его настоящая фамилия вовсе не Буржуа, и Тьерри о нем я ничего не говорила.
— Но за вами должны были следить! Вы давно его знаете, этого… Тьерри?
— Месяц, от силы.
— Ну ладно, чего теперь говорить… Надо все-таки звякнуть Буржуа.
Мы как раз проходим мимо маленького кабачка, куда и заворачиваем. Переступив высокий порог, попадаем в типично фламандский зальчик с низким потолком — деревянный паркет, немного керамики, медные финтифлюшки.
Хозяйка этого заведеньица, полная, опрятно одетая светловолосая женщина, посмотрела на нас с заговорщическим видом.
— У вас телефон есть?
— Вон в ту дверь…
Зайдя в указанную дверь — действительно, там есть телефон, — в двух словах обрисовываю Буржуа положение дел. Он не может скрыть изумления…
— Предупредите остальных! — трещу я скороговоркой. — Пусть будут поосторожнее, да и вы тоже. Лаура, конечно, мне сказала, что не болтала лишнего, и я ей верю, девчонка она — что надо, но кто знает… Этот подонок мог — да какое там! — должен был за ней следить. Смените адреса, коды, имена, пароли — словом, все.
— Понял вас.
— Да, кстати, где нам можно перекантоваться? Мы жутко подставились; Жанна д'Арк, наверное, была в большей безопасности…
Он дает мне адрес какой-то своей знакомой — у нее небольшое бистро, куда я всегда могу прийти от его имени, сказав пароль: «Крепкий ветер слабому дождю не помеха». Фраза эта напоминает заклинание, и, похоже, стоит мне ее произнести, как я получу все, чего ни пожелаю: от блинчиков с ликером до ласточкиных гнезд.
Запомнив адрес, благодарю Буржуа и вешаю трубку.
— Два джина! — громогласно объявляю я, возвращаясь в зал. Спиртное приятно бодрит. Повторив заказ, расплачиваюсь, и мы прощаемся с хозяйкой.
Только было собравшись поставить ногу на порог, вижу, как на улицу въезжает цепочка немецких мотоциклистов.
Похоже, не удастся нам сегодня половить ночных бабочек — а так хотелось! Опять нас выследили… Черт-те что, на этой Богом забытой планете всегда находятся пошляки, которым нечего делать, только за вами присматривать!
Тяну Лауру назад и живо захлопываю дверь.
— В чем там дело? — любопытствует хозяйка.
Вопрос, конечно, интересный, но лучше на него не отвечать. Тогда она сама подходит к двери и выглядывает на улицу.
— А, фрицы!
Ее тон гораздо красноречивее слов — сероштанников эта дама, похоже, недолюбливает.
— За вами?
Я по-прежнему молчу. Мотоциклисты останавливаются у ступенек бара.
— Точно! — восклицает толстуха.
Схватив наши стаканы, она сует их в цинковую раковину.
— Быстро — через заднюю дверь, увидите деревянную лестницу во дворе, она ведет на чердак. Там глухое окно, на самом деле — вход в тайник, прячьтесь!
Никогда не думал, что человек может говорить так быстро: на все про все ей хватило пяти секунд.
Я толкаю дверь в подсобку и слышу за спиной, как на крыльце грохочут сапоги. Так, захламленный какой-то рухлядью дворик — быстро вычисляю, где эта самая деревянная лестница. Четыре прыжка — и вот мы уже на чердаке, огромном, как и все чердаки мира; по сторонам — старые железные кровати, чемоданы, стенные часы, разбитые детские машины, ржавые трубы…
Через слуховое оконце пробивается свет — на улице, доставая прямо до крыши, торчит фонарь. Это кстати — чердак неплохо освещается и можно довольно сносно ориентироваться. Действительно, в глубине видно заколоченное окно, о котором говорила хозяйка. Вперед!
Осторожно нащупываю ручку, и мы попадаем в маленькую, чуть больше каюты на корабле, комнатку. Закрывая окно, обнаруживаю огромную перекладину — специально для того, чтобы наглухо задраивать вход. Ну, если уж и здесь нас гансы застукают!..
Не видно ни зги: я не решаюсь даже воспользоваться зажигалкой, чтобы нас не выдал свет. Лаура шепчет, что нашла кровать — усаживаемся рядышком и принимается ждать. Сердце стучит, как на краю пропасти; такое впечатление, что время остановилось…
Наконец послышались шаги — неторопливые, тяжелые и уверенные.
— Откройте, ребятки, это я! Отпираю.
— Что, сдрейфили? — на пороге стоит хозяйка с фонариком в руке, улыбается. — Ничего себе тревога была… Ребятишки на улице сказали им, что видели какую-то парочку, но, на ваше счастье, фрицы точно не знали, то ли вы, то ли нет… Они и меня расспросили — я, не будь дурой, сказала, что тоже видела подходящих по описанию людей, но они прошли мимо.
Энергично протягиваю ей руку:
— Вы самая шикарная женщина во всем Бельгийском королевстве, мадам…
— Брукер.
Я вздрагиваю:
— Как вы сказали?
— Брукер…
— Мать моя родная! А на какой мы сейчас улице?
— Шарлеруа.
Нет, случай, все-таки, самый хитрый парень из всех живущих на земле — этот самый адрес мне только что дал Буржуа!
— Невероятно!
— Что именно?
— Минут двадцать назад я позвонил одному приятелю и спросил, где можно спрятаться. И знаете, что он мне ответил? Посоветовал пойти к мадам Брукер на улицу Шарлеруа и сказать ей: «Крепкий ветер слабому дождю не помеха». Это я от вас, кстати, звонил!
Дамы принимаются охать и ахать, а я еще раз повторяю себе: случай, что ни говори, мастак на все руки!
— Оставайтесь, сколько понадобится! — радушно предлагает хозяйка. — Я пока пойду поищу чего- нибудь перекусить.
Ну и замечательная же она тетка — таких на дюжину тринадцать штук нужно, точно!
Когда мы, наконец, пожелали мамаше Брукер спокойной ночи, в комнате воцарилось неловкое молчание.
— Ну что ж, Лаура, — решился я, — ложитесь на кровати…
— А как же вы?
— Да я тут как-нибудь… на коврике.
