вместо голов и бросился бежать во все лопатки прямо, куда глаза глядят.
Что до пешего хождения этой необыкновенной ночью, у меня его было довольно. После такого режима я мог представляться Жану Буэну[18].
Задыхаясь, я остановился, чтобы прислушаться. В мире царило молчание! Как же мне найти Ларье?
Я очень приблизительно представлял себе, где я его оставил. Если бы у меня была хоть моя рация! Я мог бы с ним поговорить. Теперь же я мог двигаться только наугад. А время поджимало! Когда прибудут подкрепления и найдут охрану, раскиданную по шоссе, меня ожидают жестокие битвы.
Между нами, я задавал себе вопрос, как я смогу выпутаться из этой истории, имея при себе попутчика, который не может двигаться! Но у меня есть хороший принцип, который годится и деятельным людям и инвалидам: никогда не заглядывать слишком далеко! Учитывать только настоящее; да прекрасное настоящее, единственное благо для живых; теплое, реальное, неистовое настоящее.
Я дрожал с головы до ног, как желе под вибро-массажем. Усталость, нервное напряжение были так сильны, что я с трудом передвигал ноги. Однако нужно было делать дело. Большие облака, плававшие под луной, в конце концов закрыли ее совсем, теперь было черно, как в коварных замыслах садиста. Там и сям упало несколько капель дождя. В воздухе чувствовалось электричество. Чертовски заразная штука, скажу я вам! Ко мне можно было подвести напряжение 220 вольт, и я бы не перегорел. «Включите меня», — как сказал один парень, когда его сажали на электрический стул.
Я остановился на минуту, чтоб передохнуть. Но воздух, который я вдыхал, тут же испарялся. Едва мне удавалось наполнить им грудь, как он утекал из легких.
Я чуть-чуть высунулся, опершись о затекшие члены. Слева виднелись руины башни, торчавшие на вершине холма, справа — коварное болото, со своими цепкими растениями, запахом смерти и таинственной фауной. Ларье находился где-то посредине. Я оставил его под деревом. Он не мог уйти далеко со сломанной ногой. Я окликнул бы его, но опасался себя обнаружить. Я привлек бы внимание патруля и — «прощай, парень!», получил бы вливание свинцового сиропа!
Я еле тащился, в буквальном смысле слова. Ах, как мне все это надоело, не могу сказать! Я хотел бы добраться до деревенской кровати с простынями, пахнущими лавандой! А потом дрыхнуть, дрыхнуть до самых петухов!
Очень тихо, как будто говоря только себе, я позвал:
— Эй! Ларье! Лааарьеее!
Но никто не ответил на этот призыв, слышался только звук моего затрудненного дыхания. Я нашел труп задушенной мной собаки. Ларье нигде не было.
Тогда мной овладела мрачная злоба. Я готов был его убить. Я велел ему спрятаться. Но теперь-то, почему он не вылезает? Почему не отвечает своему дружку Сан-Антонио? Я понимал, что сам он спрятался в темноте, но меня-то видно, не правда ли? Такой экземпляр, как я, заметен издалека, даже ночью… Значит…
Я шепотом проклинал его.
— Ну, и олух! Почему ты прячешься? Ты же губишь себя ты, балда! Думаешь, сейчас время играть в прятки? Ты же слышал звук выстрела. Ты включил свою рацию и, когда я тебе не ответил, ты вообразил, что я разлетелся на куски вместе с пробирками. Ты почувствовал, что тебя бросили, ты…
Моя обвинительная речь разом прервалась. Я вдруг обнаружил Ларье. Увидев его, я понял, почему не нашел его раньше. Я искал кого-то, кто лежит, он же стоял. Да, стоял, опершись на ствол дерева.
Я поспешил перерезать веревку. Ларье упал на влажную траву. Я стал на колени и приложил руку к его сердцу. Полное молчание. Кончено, свободен, финиш!
Мной снова овладел гнев. Я ощупал свой карман, полный ампул. Я принес ему лекарство, спасение… Если бы он продержался еще час, он был бы спасен. Вот шутки случая! Мы забыли сверить время на часах наших судеб!
Я почувствовал слезы на ресницах. Все это было слишком глупо, идиотски чудовищно!
— Ларье! Ты слишком настрадался, бедняга… Это несправедливо! Кто оценит это теперь, скажи?
Безжизненное тело было еще теплым. Лицо было скрыто темнотой. Теперь-то он знал, бедный парень! Да, он знал все! И это помогало ему схватить суть ситуации. Он должен видеть вакцину у меня в кармане и оценить юмор случившегося.
Я постоял с минуту неподвижно, не зная, как поступить. Потом я сказал себе, что должен оставить труп моего приятеля там, где он есть. Его, конечно, найдут еще до рассвета. Если я буду достаточно ловок, то нашедшие поверят, что это он виновник покушения! Достаточно унести костыли и кусочки дерева, которые поддерживали его сломанную ногу.
Все подумают, что он сломал ногу, убегая, и повесился, что-бы избежать поимки.
Да, черт бы меня подрал! А в это время драгоценный Сан-Антонио возьмет ноги в руки и прогуляется в сторону Запада!
Я собрал все деревяшки, помогавшие несчастному, и пошел, держа их под мышкой как фагот. Потом я, поразмыслив, пришел к заключению, что рация докажет следователям, что Ларье был не один, и вернулся за ней. Нагруженный всем этим, я направился к охотничьему домику. Но что-то не давало мне покоя. У меня как бы испортилось зажигание, а, может, это барахлила свеча в моторе?
Я сказал себе, что труп Ларье опознают. Поймут, что это французский секретный агент, и предпримут ответные действия. Нет! Я плохо все рассчитал. Нельзя, чтобы его нашли.
Я еще раз вернулся к телу. Теперь я должен был тащить этот груз на себе. Я схватил его за талию и закинул себе на плечо броском, который заставил бы побледнеть от зависти любого тяжелоатлета. От веса моего груза я пошатывался.
Где лучше всего схоронить моего товарища? Нечего размышлять: лучше болота кладбища не найти! Тогда в путь!
Мне потребовалось немало времени, чтобы достичь этих мокрых мест. От чудовищной усталости я стучал зубами. Я выбрал место, где водяные растения были особенно густы и пристроил покойника туда. Потом я положил сверху костыли, чтобы он не мог всплыть. Пройдет всего несколько дней, и уже никто не сможет его опознать. Тем более, что прежде, чем похоронить Ларье, я вытащил у него фальшивые документы, чтобы еще более усугубить тайну.
Я забросил рацию подальше и постоял с минуту над тинистой могилой, над которой вместо хризантем рос камыш.
В стороне дорожного поста движение становилось все интенсивнее. Итак, пришло время спустить шлюпки на воду, не занимаясь больше женщинами и детьми!
Я думал было пойти лесом, но это было бы неразумно. Преследователи должны были неминуемо обнаружить то, что осталось от Рыжика, и малышка Фрида (в немецких романах всех девчонок зовут именно так) наверняка заявила им, что, хотя я и чемпион по любви во всех весовых категориях, но в обращении со своим будущим родственником явно перешел всякие границы.
Нет, лучше поискать удачи в другом месте. Я перешел дорогу и обошел холм с другой стороны. Это шел не человек, а призрак! Если бы вы спросили меня, сколько будет дважды два, мне пришлось бы некоторое время искать приблизительный ответ. Я был вычерпан до дна. Изнеможение сделало меня просто бесчувственным. Плевал я на все! Я шел, потому что когда-то принял такое решение, и ему продолжали механически следовать мои мускулы.
