— Да он чушь несет! — неубедительно отпирается Пузо. — Я клянусь, Бертунечка, что он сказал это в шутку…
Я поднимаюсь.
— Ну вот, опять я оплошал, — говорю я, — как всегда. Счастливого излечения, Пузо!
И я удаляюсь, тогда как первая фаянсовая ласточка вольтижирует по комнате, а сенбернар, запертый в нужнике, начинает выть, как по покойнику.
Глава четвертая
Утверждать, что «Дунай и кальвадос» является заведением первого или даже второго класса, было бы ложью, которую я себе не мог бы простить. Тем не менее, как говорила Клеопатра, это чистенькое гнездышко, задумано и устроено для изнуренного путешественника и скромного туриста.
Какой-то тип, вроде как сидящий за конторкой под истинно фальшивое красное дерево, строчит цифры в соответствующем гроссбухе. Он довольно молод, тощ. Брюнет с головкой алчного хорька и в одежде цвета «средне-анонимный француз, желающий путешествовать инкогнито». Мое появление озаряет его бледное лицо улыбкой в четыре золотых и два железных зуба.
Затем его взгляд констатирует, что я без багажа, и улыбка медленно растворяется, подобно таблетке сельтерской в стакане теплой воды.
— Месье? — вопрошает он с остатками надежды, улетучивающимися из его естества, как пар из замерзшего локомотива (он же рядом с вокзалом).
— Вы владелец этого дворца? — спрашиваю я.
Моментально улыбка исчезает полностью, он принимает меня за торговца щетками для придания блеска звездочкам (которые на фуражках) или за распространителя непременно иллюстрированной библии. Я рассеиваю его жестокие колебания, выкладывая профессиональную воскресную визитку со всеми аксессуарами. Это его, как говорится, беспокоит.
— Мне бы хотелось только поболтать с вами, — успокаиваю я.
Он вылезает из-за конторки, что позволяет мне одновременно отметить две вещи: он не сидел, а стоял, и в нем на все про все метр с кепкой. Или этот тип от рождения карлик, или притворяется, причем довольно ловко.
— Зайдем в кабинет, — говорит он.
Легкий маневр для него, ввиду его малости, но деликатный для меня, ввиду моих совершенных атлетических габаритов, так как бюролога вообще-то размером метр на два. Тем не менее, с помощью рожка для обуви нам удается там разместиться, и беседа начинается.
— Могу ли я осведомиться, как вас зовут, дорогой месье?
— А в чем дело? — бормочет миниатюрус.
— Удачное имя для хозяина, — констатирую я, — немножко длинновато, но звучит понятно.
Это ставит его в тупик. Я пользуюсь ситуацией, чтобы притупить его больше.
— Может, это просто псевдоним?
— Меня зовут Жюль Эджим[8], — сообщает тощая задница.
— Вы купили гостиницу у некоего Фуасса, не так ли?
Маленькая мордочка, как у щеголеватой крысы, загорается.
— Я понял, — говорит он, — я читал газету…
Хитрец! Себе на уме, избави Боже!
— Месье Эджим, мне бы хотелось узнать, как именно вы приобрели это приятненькое заведение, такое комфортное и даже с горячей и холодной водой.
У него задрожала от тика правая бровь.
— Как обычно, через торговца недвижимостью. У меня был трактир в Рондюбей-Шалды-Балды, в Марокко. Из-за известных событий я вернулся на родину и купил этот дом.
— А Фуасса вы знали?
— По правде говоря, я видел его только два раза: когда я осматривал гостиницу и когда мы подписывали акт купли-продажи у нотариуса.
— Ну и какие у вас впечатления?
— Мне показалось, что это хороший человек, не очень крепкого здоровья, желающий пожить оставшееся время в свое удовольствие.
— Он не сказал вам, почему продает?
— Вот именно: по причине здоровья.
— А мадам Ренар вы знали?
— Жертву прошлой ночи?
— Да.
— Я видел ее вместе с Фуасса. Я понял, что она не только его кассирша…
Он улыбается кисло, как на рекламе слабительного.
— Есть ли у вас соображения по поводу этого преступления? — спрашиваю я с определенной резкостью.
Он растерян.
— У меня???
— Да это я так, — успокаиваю я его. — Теперь займемся другими упражнениями. Остался у вас кто- нибудь из старой обслуги?
— Конечно. Фирмен — коридорный и Бланш — кастелянша.
— Хотелось бы поговорить с Фирменом, это возможно?
— Ну… да… Сию минуту?
— Прямо сейчас.
— Он убирает комнаты на втором, я сейчас позову, — сообщает с сожалением владелец притона.
Я чувствую, что сердце его рвется при мысли о неожиданном отдыхе прислуги.
— Не беспокойте его, — быстро успокаиваю я, — пойду поднимусь и поговорю с ним там.
Сказав это, я пру наверх по деревянной лестнице со ступеньками, покрытыми красной дорожкой.
Нахожу молодца Фирмена в номере 69. Оперся на метлу и разглядывает возню двух мух, занятых самовоспроизводством. Это здоровенный тип, такой же длинный, как генерал Мухоглот, с носом, занимающим двойное место, физиономией как после бомбежки Хиросимы, серыми волосами, длинными и жирными, и взглядом опустошенной скорлупки. Поймать его взгляд можно, только плюнув в глазницы.
— Вы Фирмен? — требую я, заранее уверенный в позитивном ответе.
Это он.
Я опять вываливаю удостоверение. Он проводит по нему пальцем, будто удостоверясь, что текст не напечатан шрифтом для слепых, затем возвращает его мне, честно уверяя меня, что мое фото не очень-то похоже.
— Видели, что случилось этой ночью с мадам Ренар? — атакую фейсом по тейблу.
Он испускает вздох, подобный старту реактивного самолета.
— Я не собираюсь по ней рыдать, — сообщает чистильщик биде.
Ага, кое-что в характере усопшей усатенькой выпирает так же, как шея жирафа из фальшивого воротничка.
— В самом деле?
— Редкостная скотина!
Вот по крайней мере лакей, который не дрожит перед полицией и который отвечает за свои слова.
— Вы к ней не расположены?
— Мягко сказано. Это г…, я помню, как она появилась. Кассиршей. Поначалу медом растекалась. Меня называла господином Фирменом с уважением необъятным, как ее ляжки. Стелила всем так мягко, особенно хозяину. Как-то раз папаша Фуасса и раздухарился с ней в бельевой. Он думал, никто не заметит, да только
