носить какие-то загадочные буквы на колпаке - это может вызвать нежелательные кривотолки. Сам-то он об этом не задумывался?
– Что вы, я даже не пытался ему объяснять, - воскликнул Мартин. - Как бы это вовсе не сбило его с толку, а он и без того довольно бестолковый.
Я отхлебнул большой глоток тепловатого пива. Наш разговор принимал слишком богословский характер - можно было подумать, что к нам едет не окружной инспектор, а сам папа римский.
– Слушай, Пий, иди и неси масло для мебели, понимаешь?
– Я понимаешь, cap, - отвечал Пий.
– И смотри, пусть хорошенько уберут столовую, начисти до блеска всю мебель - и стол, и стулья, а то я из тебя душу вытряхну.
– Есть, cap, - сказал он.
– А за один день до приезда окружного инспектора пусть вымоют все полы и отполируют остальную мебель - ясно?
– Да, cap, - ответил Пий.
Лицо у него так и светилось гордостью в предвкушении приема, на котором он будет не только распоряжаться, но и командовать своими соотечественниками.
– Все! - сказал я, словно был полным хозяином в доме Мартина.
Слуги всем скопом вышли в кухню.
– Ну, знаете, - с восхищением сказал Мартин. - Все идет как по писаному! Наверно, у вас большой опыт в таких делах, да?
– Никогда этим не занимался, - сказал я. - Но тут не требуется особой изобретательности.
– Боюсь, что как раз этого мне и не хватает, - вздохнул Мартин.
– Не скажите! Если у человека хватило ума привезти поварской колпак своему повару, он не может быть начисто лишен воображения.
Я попробовал обдумать, какие еще катаклизмы и катастрофы могут нам угрожать.
– Уборная в порядке? - придирчиво спросил я.
– В полном порядке!
– Что ж, только ради всего святого проследите, чтобы мальчонка не кинул туда плод папайи, - сказал я. - Повторение той истории, которую вы мне поведали, нам совершенно ни к чему. Значит, вы всем разошлете приглашения, а я приду сюда часам к шести, соберем военный совет.
– Чудно! - сказал Мартин, слегка обнимая меня за плечи. - Просто не знаю, что бы я делал без вас. Даже Стендиш не сумел бы так блестяще всем распорядиться.
Стендиш работал в Мамфе помощником районного начальника и в те дни бродил по северным нагорьям, производя обход самых отдаленных деревушек.
Я побежал обратно под свой навес, где уже надрывалось от крика мое многоголосое семейство. Занимаясь делами Мартина, я опоздал с кормежкой, поэтому младенцы шимпанзе вопили во весь голос, дикобразы яростно грызли прутья клеток, а лемуры смотрели на меня возмущенно громадными, как плошки, глазами, не обнаружив в своих клетках после дневного сна мисочек с мелко нарубленными фруктами.
В шесть часов я явился в резиденцию начальника и увидел, что Мэри Стендиш - жена помощника Мартина - пришла раньше меня. Это была прелестная молодая женщина, немного склонная к полноте и удивительно спокойная по натуре. Стендиш оторвал ее от привычной жизни в каком-то провинциальном городке и бросил в Мамфе, как кутенка в воду. Она жила здесь уже полгода, но характер у нее был настолько безмятежный и милый и относилась она ко всему с таким мягким и непоколебимым добродушием, что мне казалось - даже если у человека голова раскалывается от боли, стоит ей только положить ему на лоб свою маленькую мягкую ручку, как боль моментально пройдет, как от прохладного, душистого компресса.
– Джерри! - пропела она. - Ужасно увлекательно, правда?
– Вам-то, может, и увлекательно, а вот Мартину, бедняге, все это как нож острый, можете мне поверить.
– Но ведь к нам едет окружной инспектор! - сказала она. - Может быть, Мартин получит повышение по службе, а может быть, и мой Алек тоже…
– Если все сойдет как надо, - заметил я. - Я для того вас и созвал на военный совет, чтобы все обошлось без происшествий. Вы же знаете, на бедного Мартина вечно все шишки валятся. Как бы чего не вышло… как в прошлый раз…
Мартин, вообразив, что я сейчас начну рассказывать ту страшную историю с купаньем окружного инспектора в выгребной яме, в ужасе замахал руками, как ветряная мельница, и, конечно, одним махом сшиб на пол свой стакан с пивом.
– Виноват, cap, - сказал Амос.
У жителей Камеруна есть трогательная привычка всегда говорить 'Виноват, cap', какая бы неприятность с вами ни стряслась, как будто это целиком их вина. Если вы, скажем, пробираясь следом за цепочкой носильщиков по лесной тропе, зацепились за корень и ободрали колено, вы услышите, как громкое 'Виноват, cap!', 'Виноват, cap!', 'Виноват, cap!', 'Виноват, cap!' эхом проносится по всей цепочке носильщиков, постепенно затихая вдали.
– Понимаете, о чем я говорю? - сказал я Мэри, дождавшись, пока Амос убрал осколки и принес Мартину новый стакан с пивом.
– Да, теперь понимаю, - ответила она.
– Но об этом мы больше говорить не будем, - сказал я. - Подождем, пока подойдут остальные. Мы молчали и слушали рев, фырканье и сопение гиппопотамов в реке, футов на триста ниже веранды, где мы сидели.
Наконец появился Макгрейд. Это был очень импозантный ирландец, огромного роста, огненно-рыжие волосы его полыхали, глаза ярко-синие, а говорил он с обаятельным ирландским акцентом, будто густые сливки льются из глиняного кувшинчика. Он плюхнулся в кресло, взял из-под носа у Мартина стакан пива, одним духом осушил почти весь стакан и спросил:
– Вам выпала честь - визит королевской особы? А?
– Почти что, - ответил Мартин. - И будьте добры, отдайте обратно мое пиво. Оно мне самому крайне необходимо.
– Он прибывает по большой дороге? - с беспокойством осведомился Макгрейд.
– По-моему, да, - ответил Мартин. - А в чем дело?
– Старый мост уж больно ненадежен, - сказал Макгрейд. - Как бы не пришлось нам его хоронить, если он сунется на этот мост.
Мост, о котором шла речь, - подвесная железная конструкция - был перекинут через реку еще в начале нашего века. Я сам неоднократно им пользовался и знал, что он еле держится, но это был единственный путь в глубину леса, поэтому я просто приказывал своим носильщикам перебираться на противоположную сторону поодиночке. Кстати, предсказание Макгрейда сбылось: горных жителей с мешками риса на головах - они двинулись по мосту всем скопом - мост, разумеется, не выдержал, и все они посыпались вниз, в ущелье, с высоты не меньше ста футов. Но африканцев можно сравнить с древними греками. Подобные напасти они принимают как нечто само собой разумеющееся, и поэтому ни один из них не пострадал, а больше всего они досадовали на то, что погибли все мешки с рисом.
– Но ему-то зачем идти через мост? - спросил обеспокоенный Мартин, тревожно заглядывая всем нам в глаза. - Разве что он пойдет с караваном носильщиков?
Макгрейд наклонился и с серьезным видом погладил Мартина по голове.
– Да пошутил я, пошутил, - сказал он. - Все дороги и мосты, по которым он проедет, в отменном состоянии. Хотите, чтобы работа была сделана на славу, - зовите ирландца!
– В нашей компании недоставало только католика, - сказал я. - Мало нам Пия и Иисуса.
– А вы, - обратился ко мне Макгрейд, нежно глядя на меня и ероша свою огненную шевелюру, - вы просто нечестивый язычник, дикий ловец бедных, беззащитных зверюшек!
– А вы торчите всю жизнь в исповедальнях, вместо того чтобы чинить здешние чертовы мосты и адские дороги!
В эту минуту вошел Робин Гертон. Это был невысокий смуглый человек с орлиным носом и большими карими глазами, всегда подернутыми мечтательной дымкой, отчего собеседнику казалось, что он витает где-то в облаках и вообще не от мира сего. Но на самом деле он был, как и прочие служащие Объединенной африканской компании, на редкость практичным человеком. Как правило, ни одного слова он не говорил без крайней необходимости и сидел, словно в трансе. Но совершенно неожиданно тихим голосом с едва заметным шотландским акцентом он в нескольких словах настолько исчерпывающе и умно подводил итог любому разговору, что сразу же кончались все споры, длившиеся битый час, а то и полтора.
Робин элегантно раскинулся в кресле, поблагодарил за поданное пиво и обвел глазами всех нас.
– Правда, ужасно интересно? - захлебываясь от восторга, прощебетала Мэри.
Робин глотнул пива и сумрачно кивнул головой.
– Насколько я понимаю, нас созвали сюда, чтобы мы, как это у нас заведено, сделали всю работу за Мартина, - произнес он.
– Замолчите, как не стыдно! - возмущенно воскликнула Мэри.
– Если вы так настроены, то могли бы не приходить, - сказал Мартин. - Я предпочитаю, чтобы вы ушли.
– А мы и уйдем, когда выпьем все ваше пиво, - вставил Макгрейд.
– Почему это вы решили, что делаете всю работу за меня? - спросил Мартин.
– Потому что я приношу гораздо больше пользы народу, продавая бобовые консервы и километры веселенького ситца в горошек, чем вы: носитесь по району, как угорелый, творя суд и расправу, вешаете несчастных жителей пачками за то, что они убили свою бабушку, которая, между прочим, судя по всему, того стоила.
– Я ни одного человека еще не повесил! - возопил Мартин.
– Не верю своим ушам, - отпарировал Робин. - Вы так всех распустили, что меня нисколько бы не удивило, если бы тут еженедельно кого-нибудь вздергивали.
Послушав их разговор, можно было подумать, что они - злейшие враги, а на самом деле они были неразлучными друзьями. В такой тесной компании европейцев приходилось приспосабливаться к своим соплеменникам и устанавливать какое-то взаимопонимание. И дело вовсе не в расовых предрассудках. Просто в те времена многие исключительно интеллигентные африканцы, жившие в Мамфе или приезжавшие туда, сознательно избегали тесного общения с белыми, потому что со
