меня с разинутой пастью, а затем снова решительно поползла к ближайшим кустам. Я снова догнал ее, поддел палкой и приподнял от земли, собираясь отшвырнуть на прежнее место, однако на сей раз у нее были собственные соображения на этот счет. Она сделала неожиданный рывок, полностью развернула капюшон и боком бросилась на меня с разинутой пастью. К счастью, я вовремя разгадал ее маневр и отпрянул назад, едва увернувшись от нее. Змея упала на землю и теперь лежала неподвижно, исчерпав все свои уловки и, вероятно, решив отказаться от дальнейшей борьбы. Я взял ее сзади за шею и посадил в мешок без дальнейших осложнений. Джеки подошла и посмотрела на меня уничтожающим взглядом.
— Если ты жить не можешь без этих фокусов, — сказала она, — старайся по крайней мере проделывать их не на моих глазах.
— Она чуть не укусила тебя, — поддержал Рафаэль, глядя на меня расширившимися глазами.
— Кстати, что это за змея? — спросила Джеки.
— Не знаю. Меня смущает капюшон, хотя мне кажется, я где-то читал об этом. Я осмотрю ее внимательнее, когда мы вернемся домой.
— А она ядовитая? — спросил Рафаэль, присаживаясь на бревно.
— Нет, не думаю, чтобы она была ядовитая… Во всяком случае, не очень…
— Помнится, однажды в Африке змея, которую ты считал не ядовитой, оказалась очень ядовитой, после того как она тебя укусила, — сказала Джеки.
— Там было совсем по-другому, — ответил я. — Та змея выглядела абсолютно безвредной, поэтому я ее и поднял.
— Ну да, а эта похожа всего лишь на кобру, поэтому ты ее и поднял, — в тон мне ответила Джеки.
— Не сиди на этом бревне, Рафаэль, — сменил я тему разговора. — Под корой могут быть скорпионы.
Рафаэль вскочил, а я взял у индейца мачете, подошел к бревну и начал с силой бить по прогнившей коре. После первого удара посыпался град личинок жуков и появилась крупная сороконожка. После второго удара, кроме личинок, показались два жука и унылого вида древесная лягушка. Я не спеша двигался вдоль бревна, подцепляя концом ножа кору и отделяя ее от древесины. Казалось, кроме этой удивительной коллекции насекомых, под корой ничего нет. Но когда я снял кусок коры около того места, где только что сидел Рафаэль, я обнаружил там змею длиной около шести дюймов и толщиной с сигарету. Она была испещрена черными, кремовыми, серыми и ярко-красными полосами и выглядела очень живописно.
— О боже, — воскликнул Рафаэль, когда я схватил змею, — и я сидел на ней, да?!
— Да, — сурово ответил я, — и в дальнейшем, когда будешь садиться, будь поосторожнее. Ты мог раздавить ее.
— А что это за змея? — спросила Джеки.
— Детеныш кораллового аспида. Сегодня нам, кажется, очень везет на змей.
— Но они ведь очень ядовиты, правда?
— Да, но не настолько, чтобы убить Рафаэля сквозь полудюймовый слой коры.
Спрятав змею в мешок, я обследовал бревно до конца, но не нашел больше ничего интересного. Фернандес, зачарованно следивший за нами с безопасного расстояния, предложил вернуться в поселок и проверить, нет ли в домах у местных жителей прирученных животных. Когда мы возвращались по той же тропинке, я увидел между деревьями воду и уговорил всех пойти посмотреть, что там такое. Мы обнаружили большой пруд, вода в нем была ржаво-красного цвета от прелых листьев и одуряюще пахла гнилью. Вне себя от радости, я начал бродить по берегу пруда, разыскивая лягушек. Минут через десять я спустился с облаков на землю, услышав на другом конце пруда громкие нестройные крики. Оглянувшись, я увидел, как Фернандес, Рафаэль и два индейца вертятся вокруг Джеки, что-то выкрикивая, а она в свою очередь громко зовет меня. Сквозь этот нестройный хор до меня доносился какой-то странный звук, как будто кто-то с редкими паузами дул в детскую дудку. Я побежал к месту происшествия и увидел, что Джеки держит в руке какое-то существо, которое и издавало эти трубные звуки, а Фернандес и индейцы отчаянно кричат хором:
— Venenosa, muy venenosa, senora![36]
Ко мне подбежал испуганный Рафаэль.
— Джерри, Джеки поймала какого-то дурного bicho, они говорят, что это очень дурной bicho, — объяснил Рафаэль.
— Дай посмотреть.
Джеки раскрыла ладонь, и я увидел совершенно необычного представителя земноводных. Это было черное, круглое существо с желтовато-белым брюшком; на макушке его широкой, плоской головы, напоминавшей голову миниатюрного гиппопотама, сидели золотистые глаза. Но больше всего поразил меня рот животного с толстыми желтыми губами, словно в ухмылке растянувшимися от одного края морды до другого — точь-в-точь иллюстрация Тенниэля[37] , изображающая Шалтая-Болтая. Пока я рассматривал лягушку, она внезапно раздулась, словно резиновый шар, приподнялась на своих коротких неуклюжих лапах, широко раскрыла рот, внутренняя полость которого имела сочную желтую окраску, и снова издала ряд пронзительных трубных звуков. Когда я взял лягушку в руку, она стала отчаянно вырываться, и я положил ее на землю. Она постояла немного на коротеньких лапах, широко разинула рот и мелкими прыжками начала двигаться ко мне, свирепо раскрывая и закрывая рот и издавая раздраженные трубные звуки. Это было очень забавное существо.
— Где ты поймала ее? — спросил я Джеки.
— Вот тут. Она сидела в воде, на поверхности видны были только одни глаза, как у гиппопотама. Я сразу же схватила ее. А что это такое?
— Понятия не имею. Что-то вроде рогатой жабы, только не совсем обычной. Во всяком случае, очень интересная тварь… Может быть, даже новый вид.
Мы начали энергично обследовать маленький пруд и поймали еще трех этих необычных лягушек, что меня очень обрадовало. В то время я действительно думал, что открыл новый вид, близкий к рогатым жабам, и только по прибытии в Англию выяснилось, что это лягушка Баджита, уже известная зоологам. Название это, на мой взгляд, вполне подходило к представительной осанке и солидному поведению этих лягушек[38] . Все же, хотя они уже известны науке, их считают очень редкими животными, и даже в Музее истории естествознания был всего один экземпляр.
Когда мы подошли к поселку, мы застали там скотоводов, вернувшихся домой на обед и полуденный отдых. Кони были привязаны около хижин, тут же были свалены в кучу тяжелые, обтянутые овечьей кожей седла. Мужчины в сдвинутых на затылок соломенных шляпах сидели, прислонившись к стене дома, и потягивали из маленьких кружек мате. На них были ободранные, пропитанные потом рубахи, толстые кожаные наколенники на шароварах были исцарапаны колючками, сквозь которые им приходилось продираться. В пристроенных к хижинам кухнях над очагами колдовали женщины, разогревавшие обед, а вокруг копошилось множество грязных черноглазых ребятишек и еще более грязных собак. Когда мы приблизились к первой хижине, Джеки решила предостеречь меня.
— Если у них есть прирученные животные, ради бога не показывай своей радости, а то с тебя сразу же запросят в два раза дороже.
— Хорошо, хорошо, не буду, — пообещал я.
— Как раз так ты покупал на днях птицу. Если бы ты так шумно ею не восхищался, мы купили бы ее вдвое дешевле. Лучше всего делать вид, будто ты совершенно не заинтересован в том, что тебе предлагают.
— Я думаю, что мы здесь вообще не много найдем, — сказал я, окинув взглядом кучку жалких лачуг.
Мы медленно переходили от дома к дому, и Фернандес объяснял мужчинам, что нам надо. Они смеялись, о чем-то переговаривались и обещали поймать для нас каких-нибудь животных, но в данный момент ничего интересного у них не было. Остановившись возле одной из хижин, мы разговорились с хозяином, небритым, отталкивающей наружности мужчиной. Он подробно рассказывал нам о повадках ягуара, как вдруг из двери хижины выскочило какое-то животное, которое я с первого взгляда принял за собаку. В ту же минуту Джеки издала пронзительный крик, я повернулся и увидел, что она держит маленького пятнистого олененка, который настороженно смотрит на нее большими темными глазами.
— Ты только взгляни… ну разве не прелесть! — кричала Джеки, позабыв о том, что хозяин зверька
