Папа поворачивается ко мне с перекошенным от гнева ртом: -Тесс, я сказал «нет».
Ненавижу, когда он демонстрирует, кто здесь хозяин, как будто тут нечего обсуждать, потому что он так сказал. Я с топотом поднимаюсь по лестнице к себе в комнату и хлопаю дверью. Папа думает, что все дело в сексе. Неужели он не видит, что все намного сложнее? Что мне безумно трудно его просить?
Три недели назад, в конце января, Адам снова катал меня на мотоцикле- быстрее и дальше, чем раньше. Мы отправились на границу с Кентом, где болотистая равнина переходит в побережье. Четыре ветряные турбины в море вращали призрачными лопастями.
Адам запускал по воде плоские камешки, а я, сидя на гальке, рассказывала, что список разрастается, ускользает от меня. -Я так многого хочу. Десяти пунктов уже недостаточно. -Расскажи, -попросил Адам.
Сначала было легко. Я говорила не умолкая. Весна. Тюльпаны и нарциссы. Поплавать под синим и спокойным вечерним небом. Долгая поездка на поезде, павлин, воздушный змей. Еще одно лето. Но я так и не отважилась признаться в том, чего мне хотелось сильнее всего.
В тот вечер он пошел домой. Каждый вечер он уходит домой, чтобы ухаживать за мамой. Он спит в каком-нибудь метре от меня, за стеной, по ту сторону шкафа.
На следующий день Адам принес билеты в зоопарк. Мы поехали на поезде. Смотрели на волков и антилоп. Павлин развернул для меня изумрудно-аквамариновый хвост. Мы пообедали в кафе; Адам взял мне фрукты- черный виноград, сочные ломтики манго.
Спустя несколько дней он отвел меня в открытый бассейн с подогревом. Поплавав, мы уселись на бортик, завернувшись в полотенце, и болтали в воде ногами. Мы попивали горячий шоколад и смеялись над вскрикивающими от холода детишками.
Однажды утром Адам принес мне вазу с крокусами. -Весна, -объявил он.
Он отвез меня на мотоцикле на наш холм. Купил в газетном киоске карманного змея, и мы вместе его запускали.
День за днем мне казалось, будто кто-то разобрал мою жизнь на части, тщательно отполировал каждый кусочек, а потом аккуратно собрал в одно целое.
Но мы ни разу не были вместе ночью.
А потом, в День святого Валентина, у меня началась анемия, хотя с последнего переливания крови прошло всего двенадцать дней. -Отчего это? -спросила я врача. -Вы приближаетесь к черте, -пояснил он.
Мне стало труднее дышать. Углубились тени под глазами. Губы стали похожи на пластиковый козырек под калиткой.
Вчера я проснулась в два часа ночи. У меня ломило ноги; кровь стучала в них, как при зубной боли. Перед сном я выпила парацетамол, и нужно было принять кодеин. По пути в туалет я проходила мимо папиной спальни; дверь была открыта и я увидела маму. Ее волосы рассыпались по подушке, а папа заботливо ее обнял. За последние две недели мама третий раз оставалась ночевать.
Я стояла на площадке,глазела на спящих родителей и отчетливо понимала, что больше не могу находиться в темноте.
Мама поднимается по лестнице и садится на мою кровать. Стоя у окна, я гляжу в сумерки. Небо затаилось; облака повисли низко и словно чего-то ждут. - Я слышала, ты хочешь, чтобы Адам переехал сюда, -произносит Адам.
Я пишу свое имя на запотевшем стекле. Отпечатки на стекле возвращают меня в детство. - Может, папа и согласится, чтобы Адам иногда оставался на ночь, -продолжает мама, -но он никогда не позволит Адаму здесь жить. -Папа обещал помочь со списком. -Он и помогает. Он ведь купил билеты на Сицилию, разве не так? -Потому что хочет побыть неделю с тобой! Я оборачиваюсь к ней; мама бросает на меня хмурый взгляд, как будто впервые меня увидела. -Он так сказал? -Он в тебя влюблен, это же очевидно. Тем более путешествия в моем списке больше нет.
Мама изумляется: -Я думала, путешествие было седьмым пунктом. -Я обменяла его на ваше с папой примирение. -Ох, Тесса!
Странно. Кому, как не ей, знать, что такое любовь. Я скрещиваю руки на груди: -Расскажи мне о нем. -О ком? -О мужчине, ради которого ты нас бросила.
Мама качает головой: -Почему ты об этом вспомнила? -Потому что ты утверждала, будто у тебя не было выбора. Разве не так? -Я говорила, что несчастна. -Многие несчастны, но они не бросают семью. -Тесса, пожалуйста, мне не хочется об этом говорить. -Мы тебя любили.
Множественное число. Прошедшее время. Но все равно слишком громкие слова для такой маленькой комнатки.
Мама поднимает на меня глаза; у нее бледное, худое лицо. -Простите меня. -Вероятно, ты любила его больше всех на свете. И он был просто замечательный, самый лучший.
Мама не отвечает.
Все просто. Такая большая любовь. Я отворачиваюсь к окну: -Если так, ты должна понять, что я чувствую к Адаму.
Мама поднимается и подходит ко мне. Она не трогает меня, но придвигается очень близко. -Он испытывает к тебе такие же чувства? -Не знаю.
Мне хочется довериться ей, сделать вид, что все будет хорошо. Но я лишь стираю свое имя со стекла и гляжу в темноту. До чего же на улице мрачно. -Я поговорю с папой, -обещает она. -Он укладывает Кэла спать, а потом я поведу его в бар выпить пива. Вы справитесь одни? -Я позову Адама. Приготовлю ему ужин. -Вот и славно.
Мама поворачивается, идет к двери, но на пороге останавливается: -Тесса, тебе хочется радоваться и наслаждаться жизнью, но имей в виду-другие люди не всегда могут дать тебе то, что ты хочешь.
Я отрезаю на разделочной доске четыре толстых ломтя хлеба и кладу на гриль. Достаю из корзины для овощей помидоры. Адам стоит, прислонившись к раковине, и смотрит на меня; я прикладываю помидоры к груди и, пританцовывая, возвращаюсь с ними к столу.
Адам смеется. Я режу помидоры и укладываю на гриль рядом с тостами. Вынимаю из буфета терку, а из холодильника сыр и, пока готовятся тосты, натираю сыр на разделочную доску. Я знаю, что между моей футболкой и поясом брюк есть просвет. И там, где спина переходит в ягодицы, виден изгиб-единственный, что у меня остался. Когда я переступаю с ноги на ногу, изгиб приоткрывается, и Адам его замечает.
Натерев сыр, я неторопливо облизываю пальцы, и Адам реагирует ровно так, как я думала. Он подходит сзади и целует меня в шею. -Знаешь, о чем я думаю? -шепчет он. -О чем?
Хотя я и так знаю. -Я тебя хочу. -Он разворачивает меня к себе и целует в губы. -Сильно.
Он произносит это с таким видом, будто не может поверить, что так захвачен своим чувством. Мне все это нравится. Я прижимаюсь к Адаму. -Знаешь, чего я хочу? -отвечаю я. -Чего?
Он улыбается, как будто знает, что я скажу. Я хочу, чтобы его улыбка длилась вечно. -Тебя.
И правда. И ложь.
Я выключаю газ, и мы поднимаемся ко мне. Тост обуглился. От запаха гари у меня тоскливо на душе.
В объятиях Адама я забываю обо всем. Но потом, когда мы молча лежим рядом, я снова вспоминаю об этом. -Мне снятся плохие сны, -признаюсь я.
Адам гладит меня по боку, по бедру. У него теплая и твердая рука. -Какие? -В них я куда-то иду.
Я шагаю босиком по полям на край света. Я перелезаю через заборы и пробираюсь сквозь высокую траву. Каждую ночь я захожу все дальше. Прошлой ночью я очутилась в лесу -мрачном и редком. По другую сторону леса протекала река. Все было в тумане. Рыба в реке не водилась, а когда я переходила ее вброд, у меня под ногами хлюпала грязь.
Адам проводит пальцем по моей щеке. Потом прижимает меня к себе и целует. В щеку. В подбородок. В другую щеку. В губы. Очень нежно. -Если бы я мог, я бы пошел с тобой. -Там очень страшно.
Он кивает: -Я ничего не боюсь.
Я это знаю. Кто бы еще отважился со мной связываться? -Адам, я хочу попросить тебя кое о чем.
Он молчит. Его голова покоится рядом с моей на подушке. Адам спокойно смотрит на меня. Мне трудно. Не могу подобрать слова. Кажется, будто книги на полке над нами вздыхают и шуршат страницами.
