– Я тебя очень прошу, – взмолился Майки, – пойди и оденься нормально. – Он потер затылок: начиналась мигрень. – Знаешь, что: если оденешься в школьную форму и прибежишь сюда не позже, чем через пять минут, я с тобой после школы во дворе мячик погоняю .
– Это подкуп.
– Ну да.
Холли нахмурилась:
– Не пройдет.
– Может, ей лучше остаться дома? – вмешалась Карин. – Тебе же так проще.
Майки так и не понял, серьезно она это или нет. Может, ей просто не хотелось оставаться одной.
– Я не против, – оживилась Холли. – Буду рисовать. А потом пойдем играть в футбол.
Майки задумался. Нет, жизнь должна вернуться в нормальное русло. Холли и так в последнее время много занятий пропустила. Если не наладить хоть какой-то режим, вся их семья покатится к черту.
– Нет, – отрезал он, – мы сделаем так. Холли наденет форму, я пойду посмотрю, есть ли что на кухне из еды. Потом вы с Холли позавтракаете, я отведу ее в школу, и мы, так и быть, запишемся в журнал опозданий. А ты, Карин, останешься дома, приберешься и придумаешь, что приготовить на ужин, чтобы, когда Холли вернется, еда была на столе.
Карин покачала головой:
– Как она пойдет в школу, если ее некому забрать?
До него не сразу дошел смысл ее слов. Обычно Холли забирала мать, но матери не было. Карин не выходит из дому – значит, остается только он. Смена у него заканчивается в девять, и если не удастся отпроситься пораньше – значит, без вариантов.
Он заперся в ванной и сел на унитаз, пытаясь все обдумать. Долго там сидел, надеясь, что все как-то само решится. Вспомнил парня, которого вчера показывали по телевизору. Его отправили в Ирак в восемнадцать лет, и он бегал там в пекле под выстрелами снайперских винтовок. А Карин сказала: вот это мужество. Но бедолага перед камерами трясся, и глаза у него были как у чокнутого – в них поселился страх и еще что-то, вроде чувства вины. Разве это мужество?
Майки отмотал туалетной бумаги и вытерся. Посидеть на унитазе всегда помогало – мир как будто становился на свои места.
Сообщения пришли одно за другим, когда он мыл руки. Джеко сказал, что заедет в десять. Сьенна ждала его через полчаса. Он склонился над раковиной и закрыл глаза. К тому моменту, как он отведет Холли в школу, он уже не успеет ни на одну из этих встреч. Он словно жонглировал блюдцами, всем пытаясь угодить: нельзя было уронить ни одного.
Он ответил Сьенне: о’кей. И Джеко: в одиннадцать у Сьенны.
Холли снова сидела на лестнице. Она надела форму и пальто, взяла сумку с учебниками и даже попыталась сама заплести себе косу.
– Не волнуйся, – проговорил он, – можешь никуда не идти.
– Но я хочу, – ответила она.
– Можешь остаться дома с Карин.
– Но у нас сегодня поделки, мои любимые.
– Я тебя уже не успею отвести – дела возникли. Да ты и сама хотела дома остаться, разве нет?
– Нет.
Он присел рядом, и она взглянула на него. В глазах были слезы.
– Ну что такое? – вздохнул он.
– Я думала, ты тоже будешь дома. У тебя же выходной! Не хочу оставаться одна с Карин. – Она, сунула палец в рот и уставилась на свои туфли. – Мне с ней грустно.
У Майки сердце сжалось. Он схватил Холли за плечи и заставил ее посмотреть на него:
– Слушай, мы уже и так на полчаса опоздали. Если я тебя сейчас поведу, будут проблемы. Они меня отругают, а потом и маму. Забрать тебя некому, и за это нам тоже достанется. А потом они пришлют к нам какую-нибудь тетку вынюхивать, что к чему. Что это значит, не надо объяснять?
Холли кивнула. При мысли о детском приюте глаза у нее расширились от ужаса. Этот прием срабатывал каждый раз.
Вслед за ним она спустилась по ступеням и села на ковер в коридоре. В гостиной орал телевизор. Слава богу, Карин хоть из комнаты нос высунула.
Майки сел на нижнюю ступеньку и стал надевать кроссовки:
– Если мама вернется, пусть мне напишет.
– А она скоро придет?
– Может, и скоро. – Ему удалось не сказать ей правду, но и не соврать.
– А если не придет?
– Тогда можешь весь день смотреть с Карин телевизор. Скажи, что я разрешил половину программ выбрать, идет?
– Сам скажи.
Но ему не хотелось заходить в комнату – вдруг Карин начнет умолять его остаться? Раз он хочет успеть к Сьенне до встречи с Джеко, надо выходить немедленно.
Он чмокнул Холли в макушку:
– Вернусь чуть позже и в магазин забегу. Принесу чего-нибудь вкусненького.
– А что, если ты под автобус попадешь?
– Не попаду.
– Но если все-таки попадешь? – Она смотрела на него серьезными глазами. – Не уходи, пожалуйста.
Но он должен был вырваться. Не может же он и вправду пасти их целыми днями. Он натянул куртку, застегнул молнию и, словно Кинг-Конг, ударил себя в грудь. Обычно Холли смеялась, когда он так делал, но только не сегодня.
Десять
– Все знают: Карин Маккензи – шлюха.
Элли не знала эту девчонку, как и других, что подошли к ней на площадке и встали вокруг группками, тихонько подслушивая.
– Она еще в восьмом классе всем давала, – продолжала девушка. – И потом неделями хвасталась, как все было. А помнишь, что говорили про нее и того парня из колледжа?
Элли кивнула. Карин – лгунья, и в семье у нее одни сумасшедшие. Напилась и переспала с Томом, потом утром передумала. Элли жалела, что не вернулась в школу раньше. Никогда еще она не была так популярна.
– Говорят, у нее крыша поехала, – вмешалась другая девчонка. – Она теперь боится выйти на улицу и стала алкоголичкой.
– Это все из-за угрызений совести, – сказала первая. – Раз уж пришла к парню домой разодетая как шалава, не удивляйся, что он на тебя набросился.
Кое-кто из парней рассмеялся. А один из них хлопнул Элли по спине, будто они старые друзья.
– Так значит, твоего братца по двум статьям привлекли? – спросил он.
– Ээ… о чем ты, не понимаю…
– Ну, ей же всего пятнадцать, так? – Он склонился к ней, лыбясь во весь рот. – Статья за совращение малолетних и за то, что поленился спросить, хочется ей или нет.
Не успела она огрызнуться, чтобы он проваливал, как подошли Ребекка и Люси из ее класса. Люси схватила ее за руку:
– Вернулась!
– Да.
– А мы уж не думали тебя увидеть.
