— Да. Я повстречала тут кое-кого… — мой взгляд невольно обратился на Сейджа.
— Ага, я так и знала! Давай, выкладывай! Я желаю знать все!
— Это довольно долгая история.
— Времени у меня навалом! Подробности!
— Это слишком сложно. Но в двух словах: у нас с Беном кое-какие неприятности, и это связано с папой.
— А что случилось?
— Я расскажу тебе все, честное слово, но потом. А сейчас мне нужна помощь. Нужно, чтобы ты встретила нас завтра утром в аэропорту Кеннеди и не проболталась ни одной живой душе о том, что мы прилетаем из Рио! Я понимаю, что в это трудно поверить, но у меня есть основания бояться, что какие-то люди следят за нашим домом и караулят наш приезд!
— С чего ты это взяла? Я вроде никого не заметила.
— Ну и отлично. Надеюсь, я ошибаюсь. Так ты нас встретишь?
— Конечно! Но и ты там поосторожней!
— Обещаю! — я продиктовала ей сведения о нашем рейсе и дала отбой. Рядом со мной сидели Бен и Сейдж. От той непринужденности и дружелюбия, которые породило восхищение редкостями литературы и искусства, хранящимися в доме у Сейджа, не осталось и следа. Видимо, Бен снова переживал неожиданное вмешательство Сейджа в нашу жизнь, и это совершенно его не радовало. Оба парня застыли в своих креслах, будто аршин проглотили, и смотрели прямо перед собой, делая вид будто незнакомы. Я представила себе все прелести двенадцатичасового перелета до Америки. Мне явно отводилась роль буфера между враждующими сторонами. А если учесть, что меня и без того терзали подозрения по поводу Сейджа… Даже думать обо всем этом было тошно. И пока была возможность, я решила предоставить их самим себе, а сама отправилась гулять по магазинам и нашла там очень полезную вещь.
Я с трудом удержалась и показала ее своим спутникам только после того, как самолет поднялся в воздух.
— Криббедж! — провозгласила я, жестом фокусника, извлекая из сумки доску, колоду карт и бумагу с карандашами. — Мы с Беном научим тебя в два счета. И тогда сможем играть все втроем!
— А с чего это ты взяла, будто я не умею играть в криббедж? — тут же осведомился Сейдж.
— А ты умеешь? — Бен явно был удивлен.
— Да будет тебе известно, что я играю в криббедж лучше всех! — заявил Сейдж как ни в чем не бывало.
— Да что ты… Про меня говорят, что я настоящий мастер этой игры, — возразил ему Бен.
— Могу поспорить, что я играю гораздо дольше тебя, — при этих словах, произнесенных Сейджем с нарочитой небрежностью, я вперила в него напряженный взгляд. На что это он намекает?
— Сильно в этом сомневаюсь, — фыркнул Бен. — Подумаю, мы это увидим, как только я тебя обставлю, как ребенка.
— Вы, ребята, кажется, забыли, что играем мы втроем, и если кто побьет вас обоих, так это я! — вмешалась я.
— Распечатывай колоду, — велел Бен.
Моя мама была завзятой лошадницей и, соответственно твердо верила в то, что можно достичь согласия между самыми непримиримыми соперниками, если подобрать для них хорошую компанию и отправиться с ними в достаточно длинную верховую прогулку. Насчет верховых прогулки в качестве средства примирения я ничего сказать не могла, а вот криббедж был настоящей находкой. Мы оказались примерно на одном уровне — все трое — и Бен был настолько поражен этим фактом что даже соизволил поинтересоваться у Сейджа, как он учился играть. Сейдж ответил, что его родители были историками, когда-то они научили сына игре, впоследствии ставшей криббеджем и до этого называвшейся «дурак».
— Вот как? — Бен заметно оживился. Еще бы. проснулся его профессиональный интерес! — Твои предки были историками? Они занимались преподаванием?
— Да, они преподавали историю Европы. В Европе, — сказал Сейдж, — в небольшом частном колледже. Они меня многому научили.
Так, Бену брошена воображаемая перчатка! И я увидела, как сверкнули у Бена глаза: вызов был принят.
— К-а-ак интересно! — протянул он. — И ты полагаешь себя большим знатоком истории Старого Света?
— Можно сказать и так. Если уж на то пошло, то именно это я и сказал.
Бен алчно ухмыльнулся и без промедлений устроил Сейджу «проверку на вшивость». Он сыпал и сыпал вопросами не переставая, он без конца подстраивал каверзные ловушки — лишь бы заставить Сейджа признаться, что он всего лишь хвастун. Я только диву давалась при виде такого коварства.
— Ну и какая же из пьес Шекспира: «Генрих VIII» или «Троил и Крессида» — принесла больший успех театру «Глобус»? — задавал вопрос Бен, нервно хрустя пальцами.
— «Глобус» никогда не ставил «Троила и Крессида» — не задумываясь, отвечал Сейдж. — А что касается «Генриха VIII», то во время его постановки в «Глобусе» возник пожар, и театр сгорел дотла. Так что скорее можно сказать, что эта пьеса пустила театр по миру… Не так ли?
— Отлично, просто отлично, — кивнул Бен. — Молодец.
Разговор, продолжавшийся в этом духе, скорее напоминал какую-то интеллектуальную пытку, и хотя соперники старательно напускали на себя небрежный вид, вскоре «беседа» захватила их так, что оба невольно подались вперед, а их лица заблестели от пота. Это было захватывающее зрелище… И в то же время странное.
После нескольких часов словесной дуэли Бен честно признал в Сейдже великого знатока истории и с энтузиазмом втянул его в дебаты относительно таких предметов, о существовании которых я вообще не подозревала — разве что с недавних пор все чаще не могла отделаться от тревожного ощущения, что кое с чем была знакома не понаслышке.
Со своей стороны Сейджу явно доставляло удовольствие сама возможность поговорить с человеком, который способен по достоинству оценить те пикантные анекдоты и подробности давно минувших дней, которые ему удалось узнать в ходе его «изысканий». К тому времени как самолет пошел на снижение, собираясь совершить посадку в Майами, эта парочка уже вовсю переговаривалась и хохотала, перегнувшись друг к другу и через меня, как, через пустое место. И на последнем отрезке пути-перелете от Майами до Нью-Йорка — они уселись рядом, беспрерывно болтали, хлопали друг друга по плечу и хихикали, как школьницы. Мне пришлось занять место через проход, возле сонной пожилой дамы, вылившей на себя не меньше флакона духов.
Вот интересно, если бы я рассказала Бену, что, по моим догадкам, знания Сейджа получены не в ходе учебы, а на собственном опыте — он все так же продолжал бы радоваться их общению?
Впрочем, меня радовало, что они разговорились — это давало мне время успокоиться и попробовать привести в порядок собственные мысли. Я не в силах была противостоять тому влечению, которое испытывала к Сейджу. Как будто самой судьбой ему было предназначено войти в мою жизнь. И я хотела быть вместе с ним. Если это он снова и снова убивал меня в прошлом — зачем бы мне испытывать к нему такие чувства? Разве это не доказывает обратного? И в то же время объясняет его мрачный и даже загнанный вид: еще бы, стоило ему полюбить женщину, и ее убивают.
Значит ли это, что меня убьют тоже?
Без конца задавая себе эти вопросы, я то и дело проваливалась в легкую дрему. Я слишком многого не понимала. Взять хотя бы те же фотографии. Я верила Сейджу, когда он удивился, узнав о том, что появлялся на моих снимках. И мне казалось, он был честен, когда сказал, что впервые увидел меня в Рио, на пляже. Но тогда как он попадал на мои фотографии с самого дня моего рождения? Не являлось ли это результатом некоей глубокой духовной связи, приводившей к нашей встрече в каждой из последующих жизней? Райне понравилась бы эта история! Интересно, а что сказал бы об этом Бен? И даже больше — что сказал бы об этом папа?
Вообще-то, я почти знала, что подумал бы мой отец. Он хотел помочь Сейджу. И даже прямо сказал Сейджу, что считает его хорошим человеком. Это дает повод и мне доверять ему, не так ли? Но что, если
