радиопередач. И теперь, и дальше вся слава доставалась добряку-композитору. А поэт, как всякий настоящий поэт, всегда оставался «с носом». Не скроем, ему было обидно такое подчеркнуто невнимательное отношение к его труду. Он сочинял свои песни сердцем, не поддаваясь легким изящным чувствам. Но потихоньку притерпелся к побоям, от которых его талант только крепнул.
Известный советский журналист Василий Песков спросил у Жукова, какие песни военных лет он больше всего любит. Великий полководец назвал три: «Эх, дороги» на стихи Ошанина, «Священная война» на стихи Лебедева-Кумача и «Соловьи» на стихи Фатьянова — три великие песни войны.
5. Прощание Александра Александрова
В 1945 году на Белорусский вокзал прибыл из Германии состав с несколькими автомобилями «мерседес». Иосиф Виссарионович Сталин один из них подарил Александру Васильевичу Александрову в благодарность за создание советского гимна. Теперь шестидесятитрехлетний генерал, перенесший инфаркт, ездил с комфортом. Повсюду его сопровождала жена, полюбившая мягкий ход дорогой машины.
…В один из ранних вечеров 1946 года к подъезду великого дирижера и автора гимна шофер подал иностранный автомобиль. В его уютный салон села молодая женщина, принаряженная и спокойная, лихо, по-молодецки запрыгнул сам генерал. Мерседес плавно набрал скорость и направился к Белорусскому вокзалу. На перроне ждали руководителя артисты ансамбля. Поездка предстояла по знакомым с войны местам — по городам Европы. Александров легко прошелся по перрону, держа под руку жену свободно и картинно, словно юный унтер-офицер. Высокий белоголовый не боевой генерал еще не казался старым. Его омолаживал юный лик бывшей танцовщицы, впрочем, уже немного усталой и поблекшей. Болезнь мужа никогда не красит жену, даже если ей всего двадцать лет. Они вошли в комфортабельный вагон, заняли мягкое купе, попросили принести ситро. К полудню ансамбль высадился в Праге.
Блестяще прошло несколько концертов в Чехословакии. Руководитель отечески подбадривал ребят. Да он и был их отцом, который кормил, поил, учил, пестовал. Он был на каком-то подъеме: собирался с ансамблем на днях ехать в Берлин, строил планы на следующие гастроли… Вечером, после выступления своих мальчишек, он вернулся в номер, присел на кровать и на какое-то время почувствовал рядом вселенную. Он увидел наплывающий на него гигантский купол взорванного в 1934 году Храма Христа Спасителя, себя на клиросе помолодевшим, поющим… Потом все исчезло. Он умер на чужбине.
Дом в Хрущевском переулке
1. Жильцы
В одном из красивейших московских особняков в Хрущевском переулке до революции жил ювелир- ростовщик Фролов. Убегая от революционно настроенных сограждан за границу, Фроловы остановились в Одессе из-за болезни дочери. Девочка в дороге захворала скарлатиной и умерла. Их ждал пароход, звал настойчивыми гудками занять выкупленную каюту, но убитые скорбью родители в последний миг не решились покинуть родину. Смерть любимицы они восприняли как знамение, и вернулись в Москву. Теперь в их доме обитали люди разные, в каждой комнате — семья.
Жили там семьи писателей Фибиха и Симакова.
Фибихам досталась парадная столовая красного дерева, которая располагалась в эркере дома. Братом писателя был известный рентгенолог Фибих, их семьи жили вместе. Над ними, во втором этаже, обосновалась огромная семья профессора ЦИТО, доктора Наталии Ивановой. Сказочник и фольклорист Симаков с домочадцами поселился рядом с лестницей. С этой комнатушкой соседствовала бильярдная белого мрамора, которая тоже была заселена.
Во втором эркере проживали Горелики, обеспеченные и замкнутые люди. Все кое-как пробавлялись и могли похвастаться лишь своею бедностью. А у Гореликов была машина, она стояла во дворе — и это в то время, когда даже наручные часы казались несказанной роскошью. Поговаривали, что Горелики прибрали к рукам фроловский клад. Иначе чем объяснить их заносчивую, нарядную жизнь? «Знатоки» убежденно доказывали, что из их комнаты есть ход в подвал, изобилующий кладами ростовщика.
Сам «бывший» Фролов с семьей, впрочем, тоже жил здесь. Доживал свой век Фролов в дубовой бильярдной собственного дома. Этот оригинальный человек как-то разнообразил картину быта остальных жильцов большого коммунального дома — казаков и казачек, приехавших сюда на заработки из Ставрополья.
2. Калашниковы
В бывшей столовой особняка, красивой, шестигранной комнате в высоком первом этаже жила семья Гали Калашниковой — мама, отчим и сестра Людмила. Громадные двустворчатые двери парадной столовой были всегда закрыты. Если бы их отомкнуть большим оловянным ключом, то можно было бы пройти к Фибихам. Роскошь залы, отделанной черным дубом, украшенной печными изразцами, вступала в жгучие смысловое несоответствие со скудной жизнью семейства. Правда, она, эта жизнь, стала более сытой с той поры, как мама вторично вышла замуж. Женщина необыкновенной красоты, Анна Николаевна работала администратором в Китайском колониальном чайном магазине. В магазин захаживали люди состоятельные. Однажды молодой генерал Александров, однофамилец известного капельмейстера, зашел сюда и влюбился. К тому времени конфликт Анны Николаевны с отцом дочерей Николаем Павловичем Калашниковым перешел уже в хроническую форму. К концу войны они расстались. Бравый военный ей понравился. Да и он, приглядываясь поближе к красивой женщине, нашел в ней массу достоинств и вскоре сделал ей предложение. Романа не было — сразу была семья, дружная семья в дружном доме № 3, что в Хрущевском переулке. Анна Николаевна происходила из семьи Ряжских мещан Григоровых. Родители умерли, когда девочке было три-четыре года, потому она росла у бабушки. Бабушка была с крутым характером, очень требовательна и к себе, и к людям. Благодаря этому Анна умела делать все. Так же воспитывала она и своих дочерей Люсю и Галю. Семья Григоровых была зажиточна, когда-то имела собственный парк вблизи города Ряжска, в парке — большой пруд с лодками и кувшинками.
Родной отец Гали Калашниковой Николай Михайлович тяжело переживал развод, тосковал, но все же женился на соседке по имени Дуся и ушел жить к ней в полуподвал. Муж тети Дуси погиб на войне. Она была очень простой и доброй женщиной. Все удивлялись: почему его выбор пал на тетю Дусю. Все знали, что у него был роман с женщиной-врачом, она часто приходила во двор и была в него влюблена. Все думали, что Николай Михайлович на ней женится. А он спустился вниз, в подвал. И у него все спрашивали, удивлялись, отчего же он променял такую красивую жизнь на подвал… А он отвечал:
— Я хоть из подвала, да Анины ноги видеть буду.
Проживали в доме и родные сестры отца Галины — в большой кладовке тетя Тоня, в одной из комнат — тетя Настя. Когда у Фроловых заканчивались деньги, дядя Костя — а так звали бывшего ростовщика-ювелира — брал заступ, стучался к кому-то из жильцов, извинялся и принимался за работу. Иногда он наносил небольшой ущерб полу, или потолку, или печному кафелю. Тогда постояльцы невольно чувствовали себя обведенными вокруг пальца. Оказывалось, что они каждый день ходили по золоту или клали в топку дрова рядом с брильянтами. У Калашниковых усатый дядя Костя тоже вскрыл одну половицу и достал тяжеленькую коробочку. У тети Тони немного пострадал кафель. Но чванливые, высокомерные Горелики никого не впускали, даже самого дядю Костю. Все были уверены, что подвал напичкан богатством,
