К чему бы это? Не стремится ли Джек захватить интегратор в свои руки?
Щеглов припоминал странное поведение Петерсона при их первой встрече, бессмысленную угрозу сделать из мнимого шпиона «честного человека», намеки на необходимость вырвать у Вагнера секреты, – и терялся, не зная, какой из всего этого сделать вывод.
Несомненно было одно: в борьбе против Харвуда появился хоть и временный, но все же союзник. Оставалось выяснить его позиции.
Во всяком случае, и Петерсону не стоит говорить, что ремонт интегратора закончен. Прежде чем предпринимать решительные действия, нужно иметь хотя бы день-два на обдумывание.
Щеглов включил агрегат, убедился в его безукоризненной работе и, не чувствуя радости большой победы, задумался над тем, как повредить интегратор, чтобы это было и незаметно, и давало бы возможность легко отремонтировать его в случае необходимости.
Теперь Щеглов знал это сложное радиотехническое сооружение до мельчайших деталей. Конечно, человеческая память неспособна сберечь хаотическое нагромождение знаков и линий на схеме, зато был схвачен принцип действия каждого узла и всего интегратора в целом. Щеглов постепенно убеждался, что конструкция профессора Вагнера далеко не безупречна. Мало того: в мозгу инженера все четче и четче вырисовывались контуры иного, вполне своеобразного, даже противоположного по своему действию аппарата. Возник лишь первый, робкий намек на возможность применения этого агрегата, но Щеглов в уме уже окрестил его «дифференциатором» в противовес интегратору профессора Вагнера.
Но подобный аппарат пока что оставался далекой мечтой. А сейчас предстояло отыскать уязвимое место, только что отремонтированного сооружения. Как оказалось, это было не легким делом, и Щеглов едва справился с ним до прихода Петерсона.
– Неудача! – проворчал он в ответ на молчаливый вопрос Джека и вышел из лаборатории.
На этот раз он сыграл плохо. Как и всякий смертный, он торжествовал победу над соперником, поэтому в то-лосе его звучали интонации, несколько отличающиеся от нужных.
Петерсон внимательно посмотрел ему вслед, запер дверь лаборатории и направился к интегратору.
Помог ли ему счастливый случай, пригодился ли длительный опыт исследования сложных конструкций, но повреждение, причиненное Щегловым, он обнаружил и устранил быстро – часа через два. И тогда, гордясь своей проницательностью, взволнованный близкой возможностью осуществления мечты о перевоспитании всего человечества, он включил главный интегратор и надел «радиошлем».
…И как два месяца назад, он отчетливо, словно совсем рядом, услышал знакомый голос Бетси Книппс. Но теперь в нем звучало уже не восхищение, а обида, злость, ненависть:
– …Мерзавец!.. Вы воспользовались моей светлой любовью, чтобы стать на ноги, а затем изменить и моему отцу, и мне!.. Вы клянчили у меня деньги – я вам их давала. Гак где же моя корона «Королевы вселенной»?.. Вы отдадите ее племяннице Паркера?.. Х-ха! Не дождется!.. Я заберу у вас все – ваши страшные машины, этот жалкий Гринхауз, даже ваши лакированные туфли! Тут все мое. Мое!.. Я купила вас всего вместе с потрохами и могу купить еще тысячу таких, как вы! Даже теперь, когда мы потеряли на «Деплоп Раббер» половину со стояния!.. Прочь отсюда и возвратите мне все!
Она визжала как торговка, и разрыдалась как ребенок.
После паузы заговорил Книппс, сухо, угрожающе:
– Убытки вы мне компенсируете немедленно – во-первых. Во-вторых, как владелец Гринхауза и всего, что в нем находится, я могу конфисковать ваши аппараты. Чтобы этого не случилось, я должен получить тридцать четыре процента акций компании по производству интеграторов. А что касается мисс Бетси – это ваше личное дело. Во всяком случае, вы можете свободно жениться на Эдит Паркер, поскольку официального обручения с моей дочерью у вас не было.
– А, не было?! – трагический плач дочери миллионера вновь перешел в пронзительный визг. – Не было?! Я еду отсюда!.. Немедленно!.. Немедленно!!. Немедленно!!!
– Погоди, Бетси, – недовольно попытался остановить ее Книппс. – Дело идет о серьезных денежных делах.
Визг поднялся до таких высоких нот, что у Джека кольнуло в ушах.
– Хорошо, мистер Книппс, – вежливо и твердо сказал Харвуд, воспользовавшись небольшой паузой. – Мы обо всем поговорим послезавтра, в Сингапуре.
– Да. А теперь – подайте нам вертолет. Как видите, мисс Бетси очень расстроена.
– Вам придется подождать, мистер Книппс. Вертолет возвратится из Сингапура только к вечеру. Может быть воспользуетесь моей автомашиной? Это совершенно надежно: вас будет сопровождать бронетранспортер и танк.
Вряд ли такой способ передвижения привлекал пугливого миллионера. Но Бетси вновь завела свое «немедленно!», и он неохотно промямлил:
– Да. Мы поедем. Гуд бай, мистер Харвуд. Я жду вас во вторник.
– Гуд бай, мистер Харвуд! – взвизгнула Бетси, а вслед за этим прозвучала звонкая пощечина. – Гуд бай!
Харвуда, пожалуй, ничто не могло пронять. Он ответил таким спокойным тоном, словно ничего не случилось:
– Гуд бай, мистер Книппс!.. Гуд бай, мисс Книппс!.. Кстати, пощечины сейчас не в моде.
Несколько минут в тишине слышались только шаги. Потом загрохотали моторы, звякнули железные ворота, шум начал удаляться.
Негромко выругался Харвуд… Разбилось что-то стеклянное… Шаги… Чей-то шёпот на незнакомом языке… Снова шаги… Заскрипела дверь…
А рокот моторов удалялся и удалялся… И вдруг в той стороне послышался резкий взрыв, затем еще и еще… Затрещал и умолк пулемет… Снова взрыв, очень сильный.
– Партизаны! – побледнел Джек Петерсон.
Да, рокота моторов уже не было слышно. Зато слышалось чье-то радостное лопотанье – то ли по- китайски, то ли еще как-то.
– Партизаны!! – Петерсон едва подавил в себе неудержимое желание броситься, куда глаза глядят.
Он боялся партизан не меньше, чем Паркер и Книппс. Ему представлялось, что там, на автостраде, у разбитых машин сейчас выламываются в диком танце сотни чернокожих, которых нельзя назвать животными лишь потому, что они двигаются на двух ногах. Ему и в голову не приходило, что в «римбе» у полуразрушенного моста было лишь двое честных, миролюбивых, смуглых людей, и один из них – Чен- младший – выстукивал телеграфным ключом радостное сообщение о выполнении задания, не подозревая, что в лимузине, пылающем рядом с развороченным танком, ехал не американский, а английский миллионер.
– Партизаны!!! – шепчет Джек Петерсон. – Надо перевоспитать и их!
И в его мозг, как что-то далекое, второстепенное, несущественное, едва-едва пробивается скрипучий голос Паркера и почтительный Харвуда:
– Ну, так когда вы продемонстрируете мне «излучатель власти»?
– Прошу прощения, мистер Паркер! Вертолет с чернокожими прибудет вечером. Значит, завтра.
– М-м… Плохо!.. Да, советую уничтожить главный интегратор, если он действительно не нужен. А также и…
Петерсон вздрогнул, как от удара электрического тока. Он понял, что может последовать за этим «и»…
– Ну, там увидим!
Он решительно выключил интегратор и вышел из лаборатории.
С заклинаниями против бомб и пуль
Джек Петерсон сидел в небольшой камере сосредоточенный, торжественный, молчаливый.
Со стороны это было довольно смешное зрелище: визитный костюм с иголочки и «радиошлем» – нечто похожее на гибрид водолазного шлема и каски пожарника, – представляли странное сочетание. Но для Петерсона сейчас не существовало ничего в мире. Напрягая всю свою волю, он старался думать лишь о радостном, лишь о светлом, лишь о хорошем.
Он вызывал в своей памяти минуты умиления, охватывавшие его в детстве, когда седенький
