Глава 1
Денек сегодня выдался погожим — солнышко, на небе ни облачка. Эх, сейчас бы искупаться в реке, а потом валяться на пляже, поджариваясь как курица в гриле. И мееедлено мееедлено переворачиваться…
Дзииинь…
Я снял трубку телефона и произнес заученную фразу:
— Отдел продаж, слушаю…
— Гусаров, ты?
— Я, Сан Саныч, — низкий баритон шефа я бы узнал из тысячи.
Правда, в обычно вежливых интонациях проскальзывало плохо завуалированное недовольство. Что-то мне это уже не нравится. И тучи откуда-то на горизонте нарисовались, закрыв сплошной завесой солнце. Ой, не к добру.
— Поднимись ко мне.
В его устах это звучало как классическое «Сидоров, с вещами на выход».
Я отклеился от стула, машинально поправил взъерошенные волосы (дурацкая привычка запускать пятерню в прическу) и пошел к дверям, ощущая на спине сочувственный взгляд Мишки Каплина, сослуживца с которым делю уже второй год помещение размером два на четыре метра, носящее гордое название «Отдел продаж».
Секретарша Ирочка набирала что-то на компьютере с такой скоростью, что любой пулемет бы от зависти перегрелся.
— Как шеф? — спросил я, склоняясь над ней.
— Как с цепи сорвался, — сообщила, не отрываясь от монитора, Ирочка. — Рвет и мечет. Сперва рвал Симонова из планового, теперь тебя будет.
— Спасибо, Ира. Умеешь поднять настроение.
— Всегда пожалуйста, — равнодушно ответила девушка.
Раньше она была не такой. Зря я ее, как говаривал Мишка — «поматросил и бросил». Хотя, с другой стороны, еще разобраться надо, кто с кем и чем занимался. И неуверен как-то, что это я с ней порвал, а не она умело подвела отношения к такому дурацкому финишу.
— Сан Саныч, вызывали?
— Вызывал, Гусаров. Проходи, садись.
Александр Александрович Воскобойников, директор и вообще, по словам уборщицы Нюши — «видный мужчина», восседал за письменным столом с видом стервятника, выбирающего, чем бы поживиться.
Я сел в кожаное кресло напротив, изобразив полную заинтересованность и готовность сорваться с места по первой же команде.
— Что это такое, знаешь? — шеф потряс перед моим носом коричневой папочкой, сквозь которую просвечивали листы бумаги.
— Знаю, Сан Саныч, — кивнул я. — Проекты договоров. Я сам составил их на прошлой неделе и принес вам на рассмотрение. К ним и записка сопроводительная прилагалась. Гарантированная прибыль от сделки — тридцать, а то и сорок процентов. Я все просчитал.
— Нет, Гусаров. Не все ты просчитал, — устало вздохнул шеф. — Ты занимался арифметикой, а тут алгебра нужна, дифференциальные уравнения, синус с косинусом и параллельные прямые, пересекающиеся в несобственной точке.
— Сан Саныч, мне бы по-русски…
— По-русски, — шеф хрустнул пальцами. — По-русски покрыть бы тебя матами в три слоя надо, но тебя ж не проймет, ты ведь у нас не слюнтяй-интеллигент, спортом занимаешься, — он окинул мою тренированную фигуру взглядом, не предвещающим ничего хорошего, и неожиданно спросил: — У тебя какой рост?
— Метр девяносто, — опешив, произнес я.
— Вот видишь. Метр девяносто, вымахал оглоблей, а ума как у дитя малого. Ты пословицу такую слышал: «не лезь поперед батьки в пекло»?
Я кивнул.
— Ну так не лезь не в свое дело, Гусаров. Это я тебе как начальник говорю, а как человек добавлю, что бабки в нашей конторе платят за то, чтобы вы, сотрудники, делали только то, что сказано. Инициатива у нас наказуема, причем не исполнением, а штрафами. Ты ведь целую ораву в лучшем ресторане кормил, поил, уговаривал. Так?
— Было дело.
— Все за свои денежки, разумеется.
— Конечно, Сан Саныч.
— Думал: заключу договорчики, комиссионные заимею.
— Как же без этого…
— А так. Не нужны нам эти договора, пускай даже с сорокапроцентной прибылью. Не будет никаких комиссионных. Я ведь предупреждал. Ты чем, кроме партизанщины занимался?
— Э… с «Инвест-сервисом» работал.
— Вот и работай с ними дальше. Закончишь, приходи, скажу, что еще делать надо. Премии лишать тебя, Гусаров, на первый раз не буду. Ты и так себя наказал счетами из ресторанов. Можешь идти.
Я развернулся и грустно поплелся к выходу, однако голос шефа развернул меня на сто восемьдесят градусов.
— Подожди, Гусаров. Это от меня, в качестве компенсации, — Сан Саныч протянул белый конвертик. — Хороший ты парень.
— Спасибо, — я взял конверт и вышел из кабинета.
М-да, не ожидал от шефа такой чуткости. Не удержался, вскрыл конвертик на выходе, с умилением посмотрел на зеленые бумажки. Триста американских рублей. Вовремя, стоит заменить. От зарплаты остались рожки да ножки, еле-еле на хлеб и бензин хватает.
Ирочка выглядела какой-то недовольной, на лице и там и сям образовались хмурые складочки и морщинки, превращая ее в молодую старушку.
— Что-то ты подозрительно легко отделался, Гоша. Быстро тебя шеф выгнал, да и крика не слышно было, — «доброжелательно» сказала она.
Я понял, как можно прищучить Ирочку и не стал терять времени впустую:
— А зачем нам с Сан Санычем кричать? Наши дела тихо делаются. Хочет меня заместителем по кадрам поставить, просил, чтобы я ему секретаршу новую подыскал. Недоволен он тобой, Ира. Распустил, говорит.
И, оставив озадаченную Ирину открывать и закрывать рот, спустился к себе.
Мишка Каплин успел к моему приходу нагреть чайник.
— Чай, кофе, потанцуем?
— Потанцуем, — грустно сказал я. — Комаринского или гопака. Тебе что больше нравится?
— Хава нагила. Чего случилось-то, Игорь? — с сочувствием спросил Мишка.
Мне всегда нравился этот длинный нескладный мужик, с умными понимающими серыми глазами, высоким лбом мудреца и крючковатым носом. Его семья в полном составе укатила в Израиль в начале девяностых, когда казалось, что бывшему Союзу пришел окончательный и безоговорочный трындец. Но Мишка остался. Из упрямства или чего-то другого — не знаю, он не любит разговаривать на эту тему. И только за это я готов его уважать всю жизнь — хотя родственнички каждый месяц заваливают Каплина письмами, в который рассказывают о том, как хорошо устроились на земле обетованной, и что не мешало бы ему воссоединиться с близкими.
— Шеф политику партии обрисовал. Пояснил, что с нашим рылом в калашном ряду делать нечего.
— И правильно сделал, — помешивая ложкой кофе в чашке, сообщил Мишка.
— Почему?
