схватка с неожиданным противником обрекает мой отряд на поражение – драться на два фронта у нас не выйдет. Мы оказались столь уязвимы.
– Зачем? – только и успел произнести я.
И почти сразу нас смяли поляки. Я увидел раздувающиеся ноздри коня, яростный взгляд шляхтича, который приехал вместе с паном Дроздом и был якобы отправлен им обратно… а потом пришла темнота.
– Еще воды, – прозвучало над ухом.
Тело пронизало тысячами маленьких ледяных игл, свело судорогой, я часто задышал и открыл глаза.
– Очухался, – произнес знакомый голос, принадлежавший пану Дрозду.
Я лежал на пожухшей траве, промокший до нитки, руки и ноги связаны. Чуть подальше находились остальные.
Мы были на лесной опушке, розовые сполохи зари свидетельствовали, что наступило утро. На костре готовился завтрак, в воздухе витал запах варившейся каши. Избитый желудок скрутило, я едва не взвыл от боли. Кажется, меня приложило как следует, жаль, непонятно когда – в тот момент, когда сбило лошадью, или добавили потом, валявшемуся без сознания. Второму варианту я бы не удивился, мы отправили на небеса немало поляков, оставшиеся в живых могли жаждать нашей крови на вполне законных основаниях.
– Долго ты в себя приходил, барон, – сказал красный от злости Потоцкий.
Не помню, чтобы шляхтич находился в рядах атакующих, да и врядли здоровье могло ему это позволить. Дуэль с Карлом даром не прошла.
Поляк был ранен и с трудом держался на ногах, но все равно стоял прямо, как надгробный памятник. Кто знает, вдруг это и впрямь последнее, что мне доведется увидеть в этой жизни. Хотя, если бы хотели убить, давно бы так сделали, или им нужно, чтобы я находился в полном сознании? Справа ухмылялся пан Дрозд, его улыбочка была ненатуральной, как у клоуна в плохом цирке.
– Паскуда, – протянул я и плюнул в его сторону.
Улыбочка сползла с лица шляхтича, он схватился за рукоять сабли, но Потоцкий положил ему руку на плечо, заставив отказаться от намерения разрубить меня на две части.
– Успеешь, ясновельможный пан. Он нужен живым.
Не скажу, чтобы мне понравились его слова. Бывают вещи похуже смерти.
– Мой кузен, как он себя чувствует? – спросил я.
– Ранен, но не смертельно. Другие тоже пока двумя ногами стоят на этом свете. Знали бы вы, каких трудов мне это стоило! Мои люди едва не выпустили им кишки.
Я облегченно вздохнул:
– Спасибо, что сохранили наши жизни, пан Потоцкий.
– О, пустяки, не стоит благодарности. – Шляхтич спрятал в усах усмешку. – У меня на вас далеко идущие планы. И не только у меня.
– А у кого еще?
– У князя Чарторыжского.
Услышав имя влиятельного магната, которого генерал Ушаков называл другом и союзником России, я удивился, но постарался скрыть удивление. Мне раньше казалось, что причиной провала было предательство пана Дрозда, однако упоминание столь громкой фамилии наводило на мысль, что разыгранная комбинация куда сложнее.
– Что вы собираетесь с нами сделать? – тихо спросил я. – Будете просить у наших родных выкупа, как делают басурмане? Заранее хочу предупредить – вряд ли за нас можно выручить хорошие деньги. Мы с кузеном из небогатых семей.
– Мы не татары, мы смиренные католики и не торгуем людьми благородного сословия. Все, что я хочу, – отвезти вас крулю, пусть он узнает, что вы, московиты, творите на польской земле настоящее непотребство, – объявил Потоцкий. – Пора открыть глаза Августу. Пускай Польша слаба, но в союзе со Швецией и при дружественной поддержке Франции мы можем вновь оказаться в Московском кремле и оттуда управлять дикарской Московией. К тому же ваша императрица слишком занята войной с турками. Главные ее войска гибнут в Крыму. Грех не воспользоваться столь подходящим случаем, барон.
– Вам нужна война?
– Ошибаетесь. Война нужна не мне, война нужна Польше. Слишком долго шляхта терпела унижение. Если Август струсит, что ж, тогда найдется другой король – Станислав. Он поведет нас на Московию, шляхта как один встанет под его хоругви.
– Допустим, – зло бросил я. – Но что, если мы расскажем королю Августу о том, что вы делаете фальшивые русские деньги? Это серьезное преступление, пан Потоцкий, очень серьезное, по головке за него не погладят, даже если ваш род восходит к самому Адаму. Не думали об этом, ясновельможный пан?
– Как вы смеете бросаться такими обвинениями!? – притворно возмутился Потоцкий. – Моему фамильному гербу нанесен урон, и если бы не важность дела, поверьте, я бы потребовал от вас удовлетворения. Ежели вы у круля заявите о фальшивых деньгах, я сразу скажу, что в первый раз о том слышу, зато о другом ведаю и могу доказать. Знаю, что вы ворвались на мои земли, сожгли мельницу, убили моих холопов. Нужны доказательства, барон, а у вас ничего нет. Зато у меня их полно.
Похоже, шляхтич разыгрывал неплохую комбинацию, достойную византийских императоров. Нападение на деревню староверов, бой со шляхтичами могли привести к международному скандалу, который был на руку как полякам, так и шведам. Первые точат на нас зубы уже не одно столетие, вторые жаждут реванша за поражение в Северной войне. И неважно, что король Август оказался на троне благодаря вмешательству русских штыков. Не хочешь зла, не делай добра, гласит народная мудрость.
– Если думаете, что нанесли мне большие убытки, поверьте, я не держу на вас зла: рано или поздно все равно надо было прекращать это не очень достойное занятие. С каждым годом оно становилось все опасней и опасней, – продолжил Потоцкий. – А тут вы свалились, будто манна небесная, помогли замести все следы и убрали опасных свидетелей. Да я молиться на вас должен, барон! Вдобавок ваш визит поссорит Августа с Московией. О лучшем я даже не смел мечтать!
Я попробовал откреститься от принадлежности к русским:
– С чего вы решили, что мы московиты? Я и мой двоюродный брат Карл фон Браун – курляндские дворяне и не имеем никакого отношения к Московии. Да, наши слуги русские, мы наняли их в Петербурге, но что в этом особенного? Разве здесь не принято иметь слуг-московитов?
– О, московиты только на то и годятся, чтобы быть в услужении. Но не в ваших слугах дело, барон. К несчастью для вас, мой друг, пан Сердецкий, случайно вспомнил о бывшем сослуживце, бароне фон Гофене. Вы, если не ошибаюсь, числитесь в гвардейском Измайловском полку, ваш кузен тоже. Для Августа этого будет вполне достаточно.
– Но почему вы предали нас, пан Дрозд? – с тоской спросил я.
– Я?! – изумился проводник. – Никого я не предавал. Я честно служу Польше и князю Чарторыжскому, а он до сих пор в превеликой обиде на вашу страну. Думаете, он не забыл драгунского капитана Шишкина, который сжег его замок, а самого князя вместе с женой и детишками раздел донага и на жутком холоде пинками погнал до соседней деревни? Не помогли даже охранные грамоты, лично выданные фельдмаршалом Минихом. Такое не прощается, барон.
– Произошло недоразумение, капитан перепутал князя с магнатом Рудзинским, за это виновника расстреляли, – с жаром произнес я. – История известная, но можете быть покойны: преступник понес наказание.
– Наказание?! – всплеснул руками пан Дрозд. – Ушам не верю! Вы отчаянный шутник, фон Гофен. Страна, которой вы служите, не знает законов чести и не держит слова. Да, я говорю о России, барон. Я давно убедился, что московиты не имеют стыда и совести. Не спорю, вашего капитана приговорили к аркебузированию, однако по секретному приказу Миниха вместо него убили поляка, а самого капитана тайком вывезли из Польши, разжаловали в прапорщики и оставили служить в Ревельском гарнизоне. Такое вот «наказание».
– Откуда вы это знаете? – спросил я, догадываясь, что пан Дрозд не лжет, уж больно убедительным был
