Хозяин дворца отступил на шаг, чего никогда раньше не делал. Его отношение к последней схватке осталось безукоризненным, а зеркало души – незамутненным. Он не жаловался, как не жалуется дерево, сломанное бурей. Ему открылась предопределенность, которой подчинялась любая сила. Мир упростился до одного-единственного эпизода.
Император понял, что нить его личного времени разорвана, и в этой реальности ему принадлежит лишь жалкий обрывок длиною в несколько минут...
Руди увидел ту, к которой его влекло необъяснимо и почти так же сильно, как лазаря к Маске Сета. Правда, с Тайлой произошли заметные перемены: он помнил ее дикой и опасной, а сейчас она выглядела, как брошенное в лесу домашнее животное. Но и это было не так уж важно.
В пределах видимости Маски не наблюдалось. Рядом с Тайлой стоял высокий величественный старик, чем-то похожий на графа Хаммерштайна, и атаковал его, генерируя мощную волну «психо». В полном соответствии с законами человеческой комедии вся сцена чертовски напоминала события пятисотлетней давности в губернаторском дворце Клагенфурта, однако, в отличие от Гуго, Руди уже обезвредил «мальчиков» из охраны...
Он преодолел защиту Императора, пройдя сквозь нее, как нож проходит сквозь масло. Он был невосприимчив к галлюцинациям, немедленно растворял любые материальные объекты, порожденные высокочастотными вибрациями, и параноидальные кошмары, «всплывавшие» из подсознания. Его «психо» подпитывалось отрицательной энергией страха, излучаемой противником.
Рудольфа не остановила даже безкислородная зона шириной в несколько метров. Он двигался в потоке воздуха, обтекавшем его со всех сторон, и на всякий случай гнал перед собой плотный компактный сгусток инертного газа. Все это обходилось ему недешево – с каждым шагом он терял полкилограмма своей массы...
Странно, но именно в эти минуты смертельно опасного противодействия Руди окончательно убедился в том, что на самом деле не был зомби. Он даже ни разу не находился в стадии клинической смерти. Некоторые эффекты можно было объяснить искаженной психикой. Все остальное – нечувствительность к боли, почти полное отсутствие эмоций, одержимость одной целью и невероятная живучесть – было следствием перекодирования сознания и неизбежного радикального изменения физического состояния.
Он считал самого себя мертвым – это было частью изощренного плана Дресслера. Программа, реализованная на уровне инстинктов, заставляла его действовать со скоростью и точностью, практически недоступными людям, прошедшим курс обыкновенной тренировки... Он действительно являлся почти идеальным исполнителем – до тех пор, пока в программе не произошел сбой, и Руди начал медленно и мучительно осознавать себя...
...Ствол «питона» уперся Императору в грудь. После этого Рудольф не медлил. Он и сам не мог бы обезвредить пулю на таком малом расстоянии. Он выстрелил в упор и увидел, как кровь выплеснулась на камни из спины стоявшего перед ним человека.
Тотчас же давление на него ослабло, подошвы перестали липнуть к полу, а человек начал падать вперед, и Руди пришлось отступить в сторону. Он закачался – настолько мало сил у него осталось – но все же наклонился, чтобы произвести контрольный выстрел. Это оказалось излишним. Он констатировал смерть от остановки сердца.
– Прекрасно, мой мальчик! – произнес рядом с ним очень знакомый голос. – А теперь иди ко мне!
Голос был женским, но с какими-то странными хриплыми нотками. Чтобы увидеть говорящего, Рудольфу нужно было повернуть голову. Он поворачивал ее одновременно с револьвером, в котором еще осталось три заряда. Он не мог позволить этой девке продолжать дурацкую затянувшуюся игру.
В поле зрения Руди появилась голова Тайлы.
Он увидел глаза настоятеля Дресслера.
Рудольф давно забыл, что такое страх, но это было по-настоящему страшно. Глаза хунгана как будто глядели сквозь прорези в маске, сделанной из живого женского лица. Оказывается, Руди помнил их спустя десять лет... Он почувствовал слабость, вялость, полное бессилие... Перед ним был тот, кого он искал и когда-то смертельно боялся. Человек, разбудивший его от вечного сна, руководивший им, пославший его с самоубийственной миссией в Клагенфурт. Хозяин его тени. Посредник между ним и Бароном Самеди...
Руди не мог причинить боль настоятелю. Сейчас он был как игрушка с выключенным питанием. И все же, все же... Какая-то остаточная энергия бродила в нем. Что-то, принадлежавшее только ему и никому другому в целом мире, заставило его медленно поднять револьвер. Одно из звеньев сковавшей его цепи было надпилено, и оставалось сделать последний рывок, после которого мог наступить неизвестный рай освобождения. Или смерть.
«Прощай, Дресслер!» – с трудом прошептал он. Его палец разорвал невидимую паутину и сдвинул с места спусковой крючок...
...Ствол «питона» коснулся чистого бледного лба принцессы. На ее лице не было ни единой морщинки и ни малейших признаков испуга. Но Руди воспринимал его теперь, как всего лишь одно из обличий хунгана.
Дресслер сверлил его взглядом. Губы девушки безобразно шевелились, выплевывая заклинания. Каждый звук отдавался в мозгу Рудольфа болезненным изменением. Часть его клеток отмирала. Заклятия боко опустошали его с ужасающей скоростью...
Через несколько секунд Руди забыл не только об освобождении, но и о том, почему хотел убить эту стерву...
Чья-то тень надвинулась сбоку. Взгляд Руди был прикован к лицу Тайлы, поэтому он увидел вначале следствие, а потом уже причину. Узкие ножи воткнулись в оба уха девушки и скрестились где-то внутри ее мозга. Руди успел заметить, что рукоятки ножей охвачены окровавленными, но очень тонкими пальцами. Пальцами, которые тоже принадлежали женщине...
Ему показалось, что из зрачков Тайлы-Дресслера выпрыгнули черные спиралевидные пружины. Энергия удара была так велика, что смерть наступила мгновенно. Дресслер не успел «переместиться» и оказался намертво связан с необратимо поврежденным носителем. Необходимо было вмешательство извне, чтобы освободить его из плотской тюрьмы. А она начала гнить с той самой минуты, когда клетки перестали обновляться и прекратилось течение крови.
Если бы Дресслер мог хоть что-нибудь осознавать, то понял бы, что на сей раз исчез из этого мира надолго.
