разглядеть только чувствительные и тонкие натуры.
З., по его мнению, относилась именно к таким.
Бухгалтер вернулся в комнату, и его бледные пальцы паучьими лапками пробежались по корешкам компакт-дисков. Д. врубил гаражный рок. По утрам он непременно слушал что-нибудь грубое и энергичное. Это был завтрак для его изношенных нервов. Клин клином вышибают… Д. выматерился вместе с рычащим вокалистом, после чего послал в задницу «свою девку, а заодно мамашу, учителя, попа, судью и президента». Всех. В задницу! Вот так-то…
Ощутив себя экс-бунтарем, переболевшим детской болезнью левизны, он отправился на кухню, сунул в микроволновку прыщавого цыпленка с отрубленной головой и приготовил себе настоящий завтрак. Не слишком калорийный, но вкусный завтрак, который Д. смаковал минут пятнадцать, стараясь не пропустить через границу сознания мыслишку-шпиона – что-то вроде «А вдруг в последний раз?..».
Глупая мнительность, ничего более. Математика была за него. Однако Д. все-таки боялся того, что могут сотворить с человеком самовнушение и своеобразные вибрации, очень похожие на трусливую дрожь душонки, – эдакие запретные мантры «навыворот», притягивающие зло и смерть. Что бы он делал дома по утрам, когда еще не высох ледяной пот на лице, если бы не оглушительная музыка, заполняющая ужасные зияющие пустоты в пространстве и во времени? На улице и в подземке ему становилось легче. На улице и в подземке он по крайней мере был не один…
Бухгалтер Д., законопослушный гражданин, идентификационный номер такой-то, покорно брел среди человеческого стада. День выдался хоть куда. Над городом поднималось солнце, особенно весело поигрывая лучами на новенькой колючей проволоке. Солнечные зайчики вспыхивали повсюду, но не слепили – бухгалтер предусмотрительно надел солнцезащитные очки. Это были очень темные очки. По правде говоря, попадая в тень, Д. мало что видел первую пару минут. Например, в подъезде дома или в подземке он двигался практически на ощупь. Но очков не снимал. В этом не было смысла. Подъезд он с детства знал как свои пять пальцев, а в подземке его несло течение. Главное правило: не сопротивляться – и река из тысяч тел доставит тебя туда, куда нужно. КОМУ нужно? Таких вопросов Д. старался себе не задавать, чтобы лишний раз не расстраиваться.
Кроме того, в очках он чувствовал себя гораздо увереннее, чем без них. Он мог разглядывать кого угодно, а его глаз никто не видел. Не поймешь, куда направлен взгляд. Обладатель очков мог дремать, опустив веки, или быть слепым. Очки казались бухгалтеру смехотворной броней, но это лучше, чем никакая.
Впрочем, вокруг и так было слишком много черных стеклянных глаз. Иллюминаторов. Порой Д. воображал себя маленькой одноместной подводной лодкой, лежащей на дне или пробирающейся на самом малом ходу среди враждебной армады. И еще он понимал, что ему не суждено всплыть. Никогда.
…Слишком много темных очков. По этому признаку станция подземки напоминала солярий или горнолыжный курорт. И о соляриях, и о горнолыжных курортах бухгалтер знал только понаслышке. Может быть, когда он выйдет на пенсию, он позволит себе…
Д. вяло усмехнулся и тут же спохватился, украдкой зыркнул по сторонам: не заметил ли кто его странной улыбки? Проходя мимо отключенных турникетов, он, как всегда, бросил взгляд на огромный плакат, висевший над косо уходившей вниз норой эскалаторов. На плакате была изображена полуобнаженная, двусмысленно улыбающаяся и лукаво подмигивающая Подземная, а под нею имелась броская надпись: «За все надо платить!»
В справедливости этого тезиса бухгалтер Д. нисколько не сомневался. Вот только таких симпатичных Подземных, как изображенная на плакате, он ни разу не видел. Работая в департаменте энергетики, он лучше многих других жителей был осведомлен о том, каким образом город рассчитывается с Подземными за транспортные услуги и чем мутанты, в свою очередь, платят за электроэнергию. Ну а тем, что происходило в самих поездах, можно было пренебречь. Восемь миллионов голов – статистически устойчивая величина.
…Небо и солнце скрылись от бухгалтера за толстым слоем земли и бетона. Теперь впереди были только красноватые огни ламп, освещавших перрон. Поговаривали, что Подземным нравится красный свет и что они частично видят в инфракрасном диапазоне.
Тепло человеческого тела… Вечная прохлада подземелья… Д. невольно поежился и попытался представить себе, каково это: видеть размытые обезличенные пятна вместо людей и животных. С другой стороны, такая физиологическая особенность частично избавляет от моральной озабоченности. Но что Д. мог знать о морали мутантов? Сам он с удовольствием сожрал цыпленка на завтрак, но вряд ли сумел бы лично отрубить курице голову или тем более зарезать теленка.
Бухгалтер увидел, как толпа на перроне начинает дробиться, как образуются островки, перемычки и рукава. Поезд ворвался на станцию с мощным ревом, и тошнотворный ветер из туннеля заставил Д. поморщиться. Ветер принес запахи. Пахло не только дохлятиной, сыростью, горелой резиной. Пахло еще чем-то невообразимым и всегда одинаково. И этот же запах преследовал бухгалтера в еженощных кошмарах. Во сне Д. точно так же морщился и воротил нос. Но эскалатор неотвратимо нес его вниз – хоть во сне, хоть наяву.
В обоих случаях бухгалтер не мог постичь: что заставляет его самого и еще сотни тысяч людей подвергать себя каждодневному риску? Загипнотизированные кролики… Завороженные смертью… Красивая фраза и не более. Если честно, Д. знал о себе: он слишком робок, чтобы умереть свободным, и слишком «цивилизован», чтобы сдохнуть голодным и вшивым на городской помойке. Но если не хочешь умереть так, тогда в один «прекрасный» день за тобой приходят… они. Подземные. А пятница – чем не «прекрасный» день?
Сопротивляться? Бороться? Нельзя сказать, что он не помышлял об этом – не таким уж он был жалким существом. Скорее благоразумным. Прежде у него возникали соответствующие порывы и чувство протеста, заставлявшее махать кулаками наедине с собой и строить угрожающие рожи перед зеркалом.
Но однажды он увидел, к чему приводит сопротивление.
Это случилось во время утренней поездки. Какой-то человек бросился на Подземного с кулаками. И что же? Он успел ударить мутанта всего лишь два раза. Тот почти не пострадал. Утер зеленоватую слизь, выступившую из носа, и продолжал «работать» как ни в чем не бывало.
Зато досталось тому бедняге, который осмелился нарушить заведенный порядок. Пассажиры, стоявшие рядом, тут же повисли на нем и скрутили, словно сумасшедшего. Д. на всю жизнь запомнил, как тот здоровеный мужик плакал от ненависти и бессильной злобы. Кажется, он еще орал: «Рабы! Бараны!!! Подонки!!!». Без толку. Какой-то плюгавый очкарик пытался урезонить бунтаря. Мол, если тебя ВЫБРАЛИ, то будь любезен… Толпа поддержала плюгавого словесно и кулаками…
Д. запомнил еще кое-что, а именно лица людей, стоявших рядом с ним, – на всех без исключения
