Приближалась запоздалая кульминация, а для многих вслед за кульминацией мгновенно наступает развязка. Развязка жизни – это, как ни крути, смерть. У старика и без того было стойкое ощущение, что он получил десяток лет взаймы. Он все еще предпочитал «западные ценности», но не вполне отдавал себе отчет в том, что же это такое. Может быть, он просто рассчитывал, что православные казнят его более гуманным способом?
Его спутники вообще ничего не почувствовали. Граница была воображаемой линией, абстракцией, существовавшей лишь в захламленных человеческих мозгах. Однако многие умирали из-за подобных абстракций. Мальчик знал это прекрасно, несмотря на отсутствие личного опыта. Он получал информацию от своих медиумов и поэтому жил, не совершая пагубных ошибок.
Третьей была девушка, которая шла в двадцати шагах впереди мальчика, – его недавнее приобретение. Медиум номер два. Старик неизменно оставался номером первым. Генетическая память обеспечила ему преимущество. Пока мальчику хватало этих двоих. Роли были распределены: старик – гид, ходячий путеводитель по городу и окрестностям; девушка – телохранитель и исполнитель приговоров. Мальчик был не жаден до живых игрушек. Но никто не знал, насколько велик аппетит его «брата».
В этой троице было что-то противоестественное. Они не могли составить полноценную семью, и в их отношениях не было и намека на равноправие. Посторонний вряд ли понял бы, кто на самом деле возглавляет группу. На первый взгляд они двигались хаотически. На тот же первый взгляд они были бродягами и случайными попутчиками. Ни один из них не тянул на преступника или изгоя. Но все трое были подозрительно чисты и здоровы – по крайней мере внешне.
Мальчик выглядел лет на шесть. Очаровательное личико было свежим и покрытым пухом, как спелый персик. Большие серые глаза смотрели пытливо и открыто, а маленькие губы часто складывались в трогательную и обманчивую гримасу беззащитности. Это был развитый ребенок. Вероятно, даже слишком.
Он думал о конце света больше иного пророка. Изведал он тоже немало.
Он уже знал, что это такое – забрать жизнь из сострадания. Еще он знал, как манипулировать людьми. И не только людьми. Его научили всему – лишь бы он дошел и сделал то, для чего был послан.
Старик, который фактически являлся его «отцом», подозревал, что на самом деле мальчику около тридцати лет. Так выходило, если Земля все еще крутится вокруг Солнца, а в году триста шестьдесят пять дней. Но старик не был УВЕРЕН в этом, потому что с некоторых пор не был уверен ни в чем. Точнее, с тех самых пор, как мальчик, бросая игральную кость, выбросил шестерку сто раз подряд. На спор или просто так. Похоже, все-таки на спор. Это случилось давным-давно, в каком-то притоне под Зенджаном, и чуть не стоило им жизни. Мальчик действительно был тогда слишком юным, наивным и не мог удержаться от дешевых фокусов.
«Но что ты скажешь о его фокусах сейчас, старая задница?» – подумал старик, не жалея яда.
При этой мысли его охватила жуть, и он обрадовался. Жуть он испытывал от того, что был свидетелем всего происходящего вокруг мальчика, а обрадовался тому, что был способен издеваться над собой. Старик цеплялся за самоиронию, как иные в его возрасте цеплялись за кислородную подушку. Для него самоирония являлась одним из признаков того, что он еще не до конца превратился в ходячий труп.
У мальчика не было человеческого имени. В монастыре Ордена «Револьвера и Розы» клонам присваивали арабские имена звезд. Того, который вел старика в город, называли Мицаром. Когда-то старик имел глупость придумать ему имя попроще. Но теперь даже в своих скудных воспоминаниях он называл мальчика не иначе как «малыш». Это было похоже на примитивную попытку бороться с ураганами и демонами, давая им ласковые прозвища… По правде говоря, слово «Мицар» просто стерлось из памяти старика – еще одна бесполезная абстракция, от наличия или отсутствия которой ничего не менялось. Более того – старику становилось не по себе, когда он вспоминал о своем отцовстве. Рядом с мальчиком он давно казался безмозглым младенцем.
Сейчас мальчик был точной копией его чудом сохранившейся детской фотографии. Что же это, если не чрезвычайно замедленный процесс старения? Монахи убеждали старика в том, что продолжительность жизни клонов составит самое меньшее двести лет (о недоразвитых сиамских близнецах никто не мог сказать ничего вразумительного). Все они были стопроцентно стерильны. И каждый нес «генетическую бомбу», которая могла быть активизирована в любой момент при помощи специального кода. Старик не знал кода; зато его знал сам мальчик.
Старик догадывался: что-то пошло не так, как хотелось бы этим чертовым реформаторам. Потрясатели основ, черт бы их побрал! Все было не так, начиная с неконтролируемого деления клеток и заканчивая исчезновением клона Мегреца, посланного в город на поиски Терминала. Тот не выходил на связь уже больше полугода. Возможно, был похищен или мертв… И вот теперь Мицару предстояло осуществить чужую миссию и найти исчезнувшего клона. Терминал был необходим, чтобы реанимировать Куколку (старик не надеялся увидеть метаморфозу). Еще неизвестно, что важнее… Старика отдали мальчику, как в древности снабдили бы посланца хорошей лошадью или колодой карт для гадания. Монахи ничего не потеряли. В монастыре хранилось достаточно генетического материала.
Монастырь находился в Святой земле. То, что люди из Святой земли могли трагически ошибаться, не добавляло старику ни веры, ни оптимизма. Движение – вот и все, что у него осталось. Но он встречал многих, кто не мог похвастаться даже этим.
(…Из вечерней беседы Низзама, шейха Тарика, с клоном, немым свидетелем которой был когда-то старик.
– Демон стар и слаб, – говорил Низзам. – Когда он одряхлеет окончательно, мы попытаемся уничтожить его. Для этого предназначена Куколка.
– Разве Демон может умереть? Разве Дух Бездны не вечен? – задавал мальчик свои вопросы.
– Демон вечен. Именно поэтому мы должны стремиться к недостижимой цели. Цель каждого человека – покончить с ним внутри себя. Потом он вернется снова. Он всегда возвращается…
– И мы снова убъем его?! – спросил мальчик обрадованно. Он увидел некую надежду в самой возможности победить Демона – пусть ненадолго и неокончательно.
– Глупый сопляк! – засмеялся Низзам. – К тому времени даже ты умрешь. Это будет не твоя забота.)
У клона был чистый незагоревший лоб. Из-под неизменно поднятого капюшона свисали на глаза длинные и мягкие волосы. Золотистые, как у ангелочка на дешевой открытке. Единственной недетской чертой в его облике были длинные ногти, отросшие на пальцах.
Он был одет в черные джинсы «мэдок» и куртку фан-клуба группы «Одной ногой в могиле». Куртка
