устранило колебания Накаты. Хозяин прибрал к рукам объект его вожделения, и теперь Барби будет принадлежать только им двоим. С богом надо делиться самым дорогим и время от времени приносить ему жертвы. Зато как удобно жить в его тени – пока ты сам не стал жертвой.
Студент не верил, что высшее существо может серьезно отнестись к самке, пусть даже и красивой. Наиграется с нею и отдаст Накате… Эротические фантазии, тесно переплетавшиеся в его мозгу с жаждой власти, могут воплотиться в реальность гораздо раньше, чем в самых радужных планах. Во всяком случае, так казалось Студенту, и никто не поручился бы за адекватность его выводов.
Хорошо, что он еще не вернул книгу Лео! А Лео было сейчас не до книги. Он возился с ранеными, потому что имел чуть более ясное представление о медицине, чем все остальные обитатели Пещеры. Отсутствие лекарств делало его попытки облегчить боль чисто символическими. Он помогал душе, а не телу. Каждому, кто пострадал в схватке с дегро, оставалось уповать на защитные силы своего организма и на капризную Божью волю.
Лили тоже крутилась рядом, приносила подогретую воду, промывала раны и восполняла недостаток опыта избытком подлинного сочувствия и доброты.
Четверо мужчин отправились наружу с печальной миссией – им предстояло вырубить во льду могилу для Ярослава. Тяжелая, многочасовая работа…
Студент поискал взглядом Роя. Поганец-мэр, признавший во всеуслышание новую власть, отправился к себе. Не иначе, чтобы замолить свежие грешки.
Все были при деле. Наката тоже нашел себе занятие. Он начал собираться в путь. Одеваясь и заворачивая в тряпку «подарок», он размышлял о грешках мэра. Не настало ли время вытаскивать на свет чужое грязное белье? Рой надломлен, это ясно. Его авторитет подорван. Надо помочь ему сломаться окончательно, а затем столкнуть вниз. Взять его тепленьким, пока он не пришел в себя…
И Студент начал догадываться, как наилучшим образом обтяпать это скользкое дельце.
15. Внутренний конфликт
Насчет «крутого мужика» Барби не ошиблась. Он двигался в ней так неистово, что каскады оргазмов сотрясали ее и низвергали в пучину ничем не сдерживаемого крика. При этом восторженно вопила каждая клетка ее тела, орала кожа, которую он терзал зубами, стонала вагина, распираемая его горячим орудием, шипела слюна, капая изо рта в рот; сперма текла, как лава.
Им было не до любовных игр. Обоих целиком поглотила яростная животная случка. Во время коротких перерывов они едва успевали перевести дыхание, а Барби – еще и подумать: «Какого черта! За ЭТО я не так уж дорого заплатила…» Затем ее снова пронзала сладострастная лихорадка. Она не замечала даже снега, иногда попадавшего на лицо или на спину. Снежинки были неотличимы от искр, сыпавшихся у нее из глаз при его мощных атаках и безжалостных толчках, когда она взлетала вверх, будто на ракете, и соскальзывала вниз так глубоко, что захватывало дух…
Он наполнял ее собой без остатка; его ровная густая шерсть, под которой перекатывались бугры мускулов, как ни странно, не вызывала у нее ни малейшего отвращения, а ствол был замечательно огромен и гладок, словно башня, увенчанная куполом, который она с трудом обхватывала губами, тщетно надеясь хоть немного его остудить…
Потом, конечно, ей стало страшно. Она вновь обрела себя во тьме, в чреве бомбардировщика, на содранной с дегро шкуре; собрала по кусочкам свое «я», распавшееся на самку, человека и еще десятки неведомых ей прежде состояний… Рядом лежало существо, которое она даже в мыслях не могла назвать своим любовником. Ее чувство к Рою не умерло, но сама она непоправимо изменилась, оказалась в зыбкой пограничной зоне, где уже не было человеческой морали, а исступленная пляска на костях могла длиться до смерти. Вспышки просветления становились все более редкими, оборачиваясь молниями вожделения, которые пронзали ее лоно.
И отчужденное существо привело Барби ко всему этому, утащило в свой звериный лимб, откуда ей уже не попасть ни в ад, ни в рай. Она будет сгорать на костре его похоти, пока не превратится в полую выжженную головешку, а затем и в золу.
Его семя… Да, его семя было в ней и, кажется, прорастет. Ублюдок выбрал верный момент, а она и не помышляла о предохранении. Какое там! Ведь даже сохранить разум стало проблемой.
Она перебирала в памяти все то, за что стоило цепляться, чтобы остаться прежней Барби – сексапильной куколкой, любящей позабавиться, но не более. И не находила спасительной нити. Рой отверг ее, а все остальные видели в ней лишь инструмент для достижения удовлетворения. Взять того же гаденыша Накату. Сколько раз она ловила на себе его сальный взгляд. Страдалец хренов! Если бы он подошел к ней и прямо сказал, чего хочет, может, она и согласилась бы. Что это – странная разновидность доброты? Или просто ей все безразлично?
Она не знала. И теперь уже незачем было копаться в прошлом. Выбор прост как дважды два: либо остаться с Локи (его имя ассоциировалось у нее с «эль локо» – безумцем – и еще какой-то мрачной северной мифологией), спать с ним, вынашивать его детей, а затем вскармливать и растить их, создавая семью для этого чудовища, – либо ждать удобного момента и красиво умереть, пытаясь его зарезать. Но вряд ли она сможет сделать это, а через несколько суток забудет и о своем намерении. Бежать бессмысленно – дальше Пещеры она никуда не денется.
И чем же плох первый вариант? Честно говоря, она не видела в нем слабых мест, хотя и чувствовала себя дешевой шлюхой, подцепившей наконец что-то стоящее. Там, в Пещере, Барби говорила искренне. Рядом с супером она получит надежную защиту до конца своих дней. У нее не будет проблем ни с чем – разве что с удовлетворением громадного сексуального аппетита этого самца. Но и она ведь далеко не сосулька. Это так приятно, оглушительно и не сравнимо с тем, что она испытывала прежде…
Ее тело уже снова мечтало о нем, а душа в испуге шарахалась прочь. Наверное, это и называется «бунтующая плоть»…
И гаснут огни на баррикадах рассудка…
И темная истома принимает в свои объятия…
И ничего не ждешь…
И ни о чем не сожалеешь…
16. Кеша
Он перестал кричать, когда Бабай ушел, забрав с собой Барби. До этого дядя Рой покорно отвечал на
