конченым придурком, либо аббат и его «подарок» посетили меня на самом деле, и тогда врач нужен Глисту, а не мне. Все эти рассуждения не тянули даже на гнилую философию, тем более что спустя пару минут мне стало вообще не до того…
Провожал я Венеру с чувством огромной благодарности, переполнявшим мою изрядно помятую грудную клетку. Она исчезла примерно так же, как ее босс, – просочившись для начала через оконную решетку. Без всякого напряга. Не поднимая пыли. Это было впечатляющее зрелище, чем-то напоминавшее компьютерные навороты с терминатором Т-1000 в «Судном дне». Возникшая ассоциация показалась мне на редкость удачной. Имя «Венера» как-то поблекло в сознании, и с той минуты в своих мыслях я ласково называл гостью «мой терминатор».
Так вот, исчезла она, постепенно растаяв во дворе. Я даже подумал: неужели ее и в самом деле никто не видит? Мне, пожалуй, хотелось бы стать свидетелем небольшого переполоха – это укрепило бы меня в моей шаткой вере, ведь я мог усомниться в чем угодно. Но все было тихо, ночь глуха и беззвучна; и только в присутствии спавших рядом людей я был уверен совершенно.
– Что – бессонница? Прими таблеточку, – зашептал вдруг деликатный Шура Морозов из своей кроватки, стоявшей возле двери. Было темно хоть глаз выколи, и я не мог его разглядеть, как ни пытался. Но голос у подлеца был вполне бодрый, то есть он наверняка не спал уже минут десять. Это наводило на размышления, от которых чердак превращался в карусель.
Я ничего не ответил и притворился дауном. Тем более что теперь меня действительно клонило в сон. Чресла немного побаливали (сказывалось длительное отсутствие тренировки), зато нервишки чуть поотпустили, а серенькое вещество плавало в приятном теплом бульончике. И я плавал вместе с ним. Плыл, плыл, плыл, пока не приплыл туда, где меня уже не было.
Только перед самым концом мне показалось, что я вдруг услышал далекий голос Фариа, который спросил:
– Доволен, животное?
10
Рано утром я начал отжиматься, рискуя снова оказаться с вывихнутыми пальцами. Пока Морозов спал, я успел сделать три подхода. Всего отжался девять раз. После этого сил во мне осталось примерно столько же, сколько в копченой селедке. Не знаю, что меня сподвигло на такое, но «довольное животное» явно чувствовало себя чуть менее тоскливо, чем обычно. Тупую апатию окончательно вытеснило тревожное ожидание. Долго ждать не пришлось. Джаз начался в ближайшее воскресенье.
Когда один из доберов повел меня на прогулку в бетонный коридор, я сразу понял, что дежурные санитары придумали какую-то новую гадость. Дверь в их комнату была плотно закрыта, а за стеклом маленького окошечка мелькали разномастные затылки.
В тот день меня пас Гоша – обрюзгший любитель пива двухметрового роста. Его барабан выдавался вперед метра на полтора. Ясно, что для равновесия доберу понадобилась соответствующая корма, а плечи он невольно отставлял назад. Жирный загривок был подстрижен, как выражался один мой знакомый, «заподлицо с ушами». Лично мне Гоша напоминал выкупавшуюся в пиве свинью, на которую по недоразумению натянули халат.
По пути он подгонял меня добрыми ласковыми словами, дружески тыкал кулаком в спину и пинал чуть пониже поясницы. Он явно торопился – в комнате дежурных происходило что-то интересное. Я не думал, что это животное можно чем-то заинтересовать, но именно так он и выглядел.
Гоша бросил меня в мрачной кишке, а сам рванул к двери, пританцовывая от нетерпения, как возбужденный бегемот. Я примерно догадывался, что это означает. Однако до сих пор санитары развлекались днем крайне редко – ночью времени было вполне достаточно. Кроме того, ближайшее женское отделение находилось в соседнем здании, а подземный переход уже давно был завален всяким хламом.
Когда добер открыл дверь, я услышал голос, от которого у меня все внутри перевернулось. Злоба черным шаром взорвалась в мозгу и едва не вышибла глазные яблоки. Меня затрясло – и тщедушное тело, и рабскую душонку. «Началось, – подумал я. – Началось!» Наступил день, когда надо было действовать. Бежать или подыхать…
За дверью поддали громкости, и теперь оттуда доносилось: «Когда меня ты позовешь, боюсь, тебя я не услышу». В полном соответствии со своим диагнозом я рассмеялся. Хохма была просто невероятная, термоядерная! Уверен, что именно в таком виде – с глупой улыбкой на лице – я и возник на пороге конуры, которая была святилищем наших доберов…
11
…И застал прелюдию к групповухе.
Ирку я узнал сразу же, несмотря на ее худобу и то, что она была еще зеленее меня. Двое доберов пытались сделать ей «скамейку». Для непосвященных объясняю, как это выглядит: Ирка стоит на четвереньках, один ублюдок со своим взведенным прибором приближается сзади, другой спереди.
Она, конечно, сопротивлялась. Пижаму с нее сорвали, и на теле были видны характерные следы от ударов резиновой дубинкой. Скорее всего, это слегка размялся Гоша, спина которого заслоняла мне ровно половину интерьера.
Хуже было то, что я не знал двух других санитаров. Не представляю, откуда они взялись и почему нарушили собственные правила: обычно доберманы предпочитают более покладистых пациенток, чтобы не искать приключений себе на голову и не иметь проблем с Сенбернаром.
Новенькие выглядели как журнальные плейбои – молодые здоровые самцы с неестественным загаром. Можно было подумать, что они совсем недавно вернулись из круиза по Средиземному морю. Из-под халатов виднелись приспущенные голубые джинсы. У одного парня гладкие темные волосы были собраны в «конский хвост» и перевязаны черной траурной лентой. На безволосой, блестевшей от пота мускулистой груди болтался «анх» – египетский крест. Я опустил взгляд пониже и увидел, что с прибором у этого жеребца не все в порядке – ему явно не доставало головной части…
Еще никто не успел ничего сделать, а я уже почувствовал что-то вроде болезненного толчка в живот. Ноги задрожали самым предательским образом. Пауза длилась меньше, чем мне хотелось бы. Потом время сорвалось с места и помчалось, как гончая за зайцем.
Гоша развернулся и выпучил глаза. Похоже, он был удивлен не меньше, чем я. Моя наглость просто не укладывалась в его свиной голове. Выразился он, конечно, непечатно. Первое слово в его тексте было «пошел», а последнее – «придурок» (то, что поместилось между ними, все равно не опубликуют (примечание
