задумался, передержал младенца под водой и нечаянно утопил. Как ни старался он потом внушить несостоявшимся родителям, что у их ребенка была такая карма, слушать его не стали. В суд они, конечно, подать не могли. Никто ведь не заставлял роженицу влезать в ванну, приглашать человека с улицы. Но слухи поползли нехорошие. А потом – словно плотину прорвало. То сепсис, то обвитие пуповины, то поперечное предлежание, то узкий таз. «Духовные акушеры» и слов-то таких не знали, они старательно открывали роженицам чакры и выводили их в астрал.
На занятиях Астаховой все чаще приходилось отвечать на тревожные вопросы будущих мам и пап. Она терпеливо объясняла, что бывают у некоторых духовных сущностей такие кармы, согласно коим они посещают земной наш мир всего на девять месяцев, то есть на срок от зачатия до родов, а потом сразу уходят, улетают, как маленький принц из сказки Экзюпери, и задерживать их не следует. Наоборот, надо дать им уйти, спокойно и красиво, иначе поломается хрупкая гармония космоса, и за это придется отвечать если не в этой, так в одной из последующих жизней.
Как-то дождливой октябрьской ночью в один из московских роддомов была доставлена на «скорой» роженица. Ее вытащили из ванны в коматозном состоянии. В животе у нее были мертвые близнецы. Подобное уже случалось и как-то всегда сходило с рук. Виноватыми оказывались исключительно жертвы. «Духовный акушер», он и есть «духовный», в квартире присутствовал по настоянию клиентов, для моральной поддержки.
Медицинская общественность саркастически хмыкала: мол, что же делать, если находятся дуры, готовые поверить шарлатанам? Но на этот раз «дура» оказалась женой весьма крупного чиновника, а роды в ванне пытался принять один из учеников Астаховой.
А тут еще, как назло, вспыхнула в Москве эпидемия дифтерии, спровоцированная новомодным веянием, повальным отказом от прививок, и, разумеется, нашлись мерзавцы, которые припомнили, что у истоков широкой антипрививочной кампании стояла доктор Астахова.
Зоя чувствовала все острей, что надо потихоньку с новомодным прибыльным увлечением завязывать. Светило-профессор тоже это почувствовал и уехал в Америку. Зоя не решилась последовать его примеру. Слишком дорого далась ей Москва, чтобы менять ее на Лос-Анджелес и начинать все с нуля.
Между прочим, через несколько лет светило оказался в американской тюрьме. Ему было предъявлено обвинение в изнасиловании беременной. Вероятно, он испытывал новые оригинальные способы раскрытия чакр и вывода в астрал. В ходе судебного разбирательства выяснилось, что никто не знает, каких именно наук он профессор, и даже диплома о высшем образовании у него нет.
Зоя отступала осторожно и умно. Ей не хотелось отказываться от знаменитой «теории Астаховой». Это был ее хлеб, это была вся ее жизнь. С водных родов она потихоньку переключилась на более безопасную тему и сосредоточила свое научное внимание на здоровом образе жизни, правильном питании, борьбе с алкоголем и табакокурением.
Отступление проходило довольно гладко, «духовные акушеры» продолжали свою активную деятельность, однако доктор Астахова имела к этому все более косвенное отношение.
Лекции о правильном питании пользовались неизменным успехом, в две группы, которые она вела в Доме культуры «Большевик», выстроилась очередь. Желающих поправить здоровье, обрести молодость, красоту и уверенность в себе не убывало. Проводила она также индивидуальные консультации, и тоже была очередь, хотя деньги доктор Астахова брала немаленькие. Конечно, ни о каких водных родах речи уже не шло.
Людмила умерла, тихо сгорела от своих привычных хворей и от слез по сыну. Антон продолжал присылать письма из колонии. Зоя отправляла ему изредка посылки. Жизнь ее была полна и содержательна. Она еще раз, по-настоящему, на европейском уровне, отремонтировала квартиру, купила новую шикарную мебель, потом автомобиль «Жигули» и, разумеется, гараж к нему, потом хорошую дачу в тихом поселке. В общем, время для Зои Анатольевны летело незаметно. И когда однажды, холодным ноябрьским вечером, на пороге ее красивой квартиры появился худой беззубый мужик в телогрейке, она страшно удивилась, узнав в нем любимого племянника.
Он плакал, по-детски размазывая слезы. Она представила, что будет, когда обнаружится у доктора Астаховой такой вот родственничек. Она, воплощение физического и психического здоровья, источник жизненной энергии, – родная тетя убийцы, да не просто убийцы, а с сексуальной патологией. Завистники с радостью обнародуют интересную новость. Желающих попасть к ней в группу, получить консультацию, послушать лекцию станет значительно меньше.
Сначала она решила дать денег и отправить его назад в Поваровку. Пусть живет там тихо, если понадобится материальная помощь, она готова, по мере сил…
– Тетя, я хочу с тобой жить, – заливался слезами Антон, – я не могу там, дома. Все время вижу Ксению.
– Кого? Ах, ну да, конечно…
– Бабки на лавочке замолкают, когда мимо иду, шепчутся за спиной, никто не здоровается. Все помнят, каждая распоследняя собака в деревне косится на меня… Не могу, возьми меня к себе.
– Ладно, Антоша, я подумаю.
Антоша плакал уже беззвучно, уронив голову на руки, только плечи вздрагивали. «Он не отстанет, – думала Зоя, поглаживая его обритую голову, – он не захочет тихо жить в Поваровке».
Она вдруг вспомнила, как переступали кривенькие ножки по вытертому половику, как вскинулось вверх бледное, измазанное кашей личико, растянулся беззубый ротик в улыбке.
– Зезя! – Он поздно начал ходить и говорить, отставал в развитии, но такой был хорошенький, а главное, любил ее, Зою, больше всех. Больше матери своей Людки.
Зоя Анатольевна неожиданно для себя всхлипнула, отерла скупую слезу, вспомнила, что, кроме Антона, нет у нее ни одной родной души на свете.
– Я сниму тебе квартиру, буду деньги давать. Только ты уж смотри, не подведи меня. Я ведь человек известный.
Он понял, радостно закивал в ответ. И в сердце ее жалобно, мелодично звякнула какая-то тоненькая незнакомая струнка. Даже в носу защекотало от этого неведомого звука. Зоя шумно высморкалась в платочек.
Знать бы заранее, во что выльются те умильные слезы, как придется потом платить за то, что пустила в свою здоровую душу ненужное подлое чувство, не просто пожалела племянника, а привязалась к нему, засранцу, накрепко. Своих-то детей не было, а материнский инстинкт, он и у волчицы имеется.
Знать бы заранее, не сидела бы сейчас на грязной кухне, пьяная, злая, беспомощная. Одну только слабость позволила себе за всю жизнь, одну бескорыстную живую привязанность. Вот, пожалуйста…
– Почему? Ну почему? – бормотала она, вытирая кулаком злые слезы. – По какому, собственно, праву?
Вопросы эти были обращены в пустоту, в теплую тишину майской ночи. В ответ шуршали свежие влажные листья тополей. Зоя Анатольевна уронила голову на стол, провалилась в тяжелое пьяное забытье и не слышала, как тихонько открылась железная дверь ее квартиры.
Глава 23
Восьмидесятилетняя сухонькая бодрая старушка Надежда Семеновна Гущина была готова принять Леонтьева в любое удобное время. Хоть прямо сейчас. Она нисколько не удивилась звонку, не стала спрашивать, зачем да почему.
– Вы тот высокий капитан, который был на опознании? Леонтьев ваша фамилия? Я вас отлично помню. Приходите, буду рада…
Надежда Семеновна аккуратно собирала все, что печаталось в периодической прессе о творчестве ее питомца. Она тут же выложила на стол солидную стопку журналов и газет.
– Но только из дома я это не разрешу выносить. Читайте здесь. Есть еще кассеты с записями теле– и радиопередач. Если нужно, я могу вам поставить.
– У вас есть видеомагнитофон? – удивился капитан.
– А как же? Никита подарил на восьмидесятилетие японскую технику и кассеты с моими любимыми старыми фильмами, – гордо сообщила бывшая няня.
– Он часто бывал у вас? – спросил капитан прежде, чем углубиться в чтение.
– Раз в неделю обязательно. Он ведь у меня единственный. Своих никого нет, ни детей, ни внуков. Я и
