строчкам, он вдруг ясно осознал, что все эти годы ошибался, сильно преувеличивал интеллектуальные способности Сосо. Вовсе не Сосо придумал товарища Сталина и организовал грандиозное многоактное действо. Совсем наоборот: товарищ Сталин, Великий Вождь, Солнце народов выбрал в качестве временного пристанища уродливое, но крепкое тело уголовника Джугашвили. Человеческие жертвоприношения, вот чем одержим Сосо.
Какие имена носил этот древнейший демон тысячелетия назад? Чьи принимал обличья? Он был финикийским Молохом, огромной медной статуей с головой быка, ненасытным божеством, пожирателем бесчисленных жизней? Десятирукой индийской Кали, богиней зла и разрушения, с волосами в виде зеленых змей и длинными толстыми клыками? Каждая из десяти рук Кали держала кинжал, топорик или окровавленную голову. Культ Кали сводился к ритуальному производству огромного количества трупов.
Человеческие жертвоприношения практиковались всеми языческими цивилизациями. Наивных древних людей вдохновляли на ритуальные убийства рукотворные идолы из меди и глины. Для двадцатого века понадобилось нечто более достоверное. Наука, техника, материалистическое мировоззрение. Кто поверит в божественную силу медного истукана? Чтобы распространять заразу одержимости, истукан должен двигаться, произносить речи, писать философско-исторические трактаты.
«Сосо ничего не соображает, он только оболочка, – думал Илья, вчитываясь в последний абзац сталинской речи и пытаясь понять смысл фразы
Илья вдруг вспомнил о своем маленьком «вальтере», который лежал дома в сейфе. Сотрудникам Особого сектора, имевшим доступ к сверхсекретной информации государственной важности, полагалось личное оружие, на случай нападения врагов-диверсантов.
«На улице, в общественных местах, всегда личное оружие с тобой. Почистил, смазал, зарядил, поставил на предохранитель. Явился на службу, положил в сейф, запер. Уходишь домой, взял, дома положил в сейф, утром опять взял», – учил Поскребышев.
Илья не прикасался к «вальтеру», не чистил, не смазывал, не заряжал, не таскал с собой, практически забыл о нем. Тяжеленькая смертоносная игрушка, обернутая старым вафельным полотенцем, спала в отдельном ящичке домашнего сейфа.
Илья впервые отдал себе отчет в том, что он, спецреферент Крылов, имеет вполне реальную возможность войти с оружием в кабинет Сосо.
Посетители из внешнего мира сдавали личное оружие при входе на территорию Кремля. Сотрудников аппарата, которым полагалось иметь оружие, не обыскивали. А все-таки – что будет, если спецреферент Крылов пронесет свой «вальтер» в святилище усатого божества?
Он представил на миг, что в руках у него вместе с «вальтером» окажется судьба России, и его затошнило.
«Судьба России, нет, судьба всего мира, на фаланге МОЕГО указательного пальца, прижатого к спусковому крючку».
Очень сталинская мысль, беспредельно пафосная и наглая.
К тому же он отдавал себя отчет: не получится. Стоит только переступить порог святилища с «вальтером» в кармане и с твердым намерением пальнуть в уголовника Сосо, демон Сталин почует, даже раньше, чем поднимет глаза от бумаг, разложенных на столе. Он не расстается с пистолетом ни днем ни ночью.
«Все, хватит, стоп! – Илья прикусил губу, чтобы не пробормотать это вслух. – Ты врешь себе и таким образом делаешь шаг в сторону сталинской реальности, теряешь драгоценное равновесие, становишься участником ритуала. Ты не сможешь спокойно приблизиться к нему с оружием, не успеешь пальнуть первым. В тебе с рождения заложено отвращение к убийству. Уголовник Сосо всего лишь человек, патологически тупой и грубый, одержимый, но человек. Убить Сосо – значит убить человека. Рука дрогнет. Ты мог бы без колебаний выстрелить в демона Сталина, но это все равно что палить в бычью башку медного истукана. Пули рикошетом полетят в тебя и во всех, кого ты любишь».
Илья отложил страницы распечатанных стенограмм, принялся перечитывать и править очередной обзор германской прессы, который уже сегодня должен был лечь на стол товарища Сталина. К обзору он приложил справку о том, как может отразиться на германо-британских отношениях назначение Невилла Чемберлена на пост премьер-министра. Информация пришла от его собственного источника, которого они с доктором Штерном между собой называли «Ося». Ни в ИНО НКВД, ни в разведуправлении Генштаба об этом источнике не ведала ни одна живая душа. Включая сообщения от Оси в свои справки и сводки, спецреферент Крылов ссылался на перехваты дипломатических отчетов и личной переписки сотрудников посольств.
Глава двадцать седьмая
Мистер Чемберлен был похож на ворона. Только ворон умная птица, а мистер был глуп. Чемберлен важно поводил носом-клювом, самодовольно поглядывал круглыми блестящими глазками из-под нависших бровей и не расставался со своим зонтиком. Глазки были слепы, нос-клюв лишен обоняния, маленькая, тщательно причесанная голова под цилиндром напрочь лишена мозгов.
Габи видела британского премьер-министра в кинохронике, когда Гитлер встречал Чемберлена в Бергхаусе 15 сентября 1938-го и читала тексты переговоров, которые поступали в МИД. После свидания в Бергхаусе Гитлер называл Чемберлена «старый господин с зонтиком». Европейским дипломатам это понравилось, британский премьер получил кличку Зонтик.
Габи теперь работала в секретариате Риббентропа и носила фамилию фон Хорвак. Они с Максом обвенчались в августе прошлого года, в Цюрихе, в лютеранском соборе Святого Петра. В рейхе не осталось церквей без портретов фюрера на алтаре.
К ноябрю Макс добился перевода из Москвы в Берлин, в Министерство обороны. Габриэль фон Хорвак чувствовала себя куда спокойнее и защищеннее, чем Габриэль Дильс. Макс оказался прав, фон Блеффы забылись, как страшный сон. Франс какое-то время жил в Швейцарии у Софи-Луизы, потом удрал в Америку. Сумел ли он прихватить с собой хотя бы малую часть своего состояния, оставалось только гадать.
Маленькой Габи было больно, она тосковала по Осе, хныкала, что не может без него жить. Когда она сообщила ему, что выходит замуж за Хорвака, Ося сказал: «Очень хорошо, выходи». И в ответ на ее замечание о том, что в отличие от блефа с фон Блеффом это будет настоящий, а не фиктивный брак, молча развел руками. Взрослая Габриэль не могла обижаться на человека, который спас ей жизнь, и требовать от него невозможного. С самого начала они оба знали, что семьи не получится.
Габриэль глубоко уважала своего мужа и терпеливо ждала, когда это чувство превратится в настоящую любовь.
В сентябре 1937-го, во время визита Муссолини в Берлин, Габриэль фон Хорвак встретила старинного знакомого, итальянского журналиста Джованни Касолли. Они столкнулись лбами в толпе на официальном приеме, точно так же, как когда-то в Венеции. Она холодно поздоровалась. Когда они выскользнули вдвоем из толпы в парке, она сказала, что очень благодарна ему. Он ответил:
– Ерунда, не стоит. Люди в Москве рисковали куда больше, спасая от гестапо агента Эльф.
– У тебя осталась связь с ними, я могу передать информацию.
